День красных маков

– Почему он назвал вас Поппи Дэй?[3]

– Ну… потому что меня так зовут.

– Правда? Поппи Дэй? Потрясающе!

– Что же тут потрясающего, Майлз Варрассо?

– Ну, не знаю… такие имена запоминаются. Имя, на которое люди обратят внимание, – это хорошо. Много ли Джонов Смитов осталось в истории?

– Так… был лидер лейбористов, ещё есть такая марка пива… и разве не Джон Смит основал первое поселение в Северной Америке? Я что-то читала про него и Покахонтас…

– Согласен, плохой пример, но Поппи Дэй – шикарное имя. – Майлз улыбнулся, и в уголках его глаз снова появились морщинки. Он произносил – «шикаррррное».

Однажды Поппи спросила маму, почему её так назвали. Шерил недоумённо посмотрела на дочь, глубоко затянулась сигаретой и провела языком по передним зубам. Эта привычка возникла из-за другой – проверять, не осталось ли помады на потемневшей эмали. На носу появилась складка, которая появлялась, когда Шерил приходилось отвечать на любой вопрос, кроме: «Что будешь пить?» На него ответ был неизменным – «водди с колой»; как будто, если называть водку водди, адская смесь станет от этого похожей на коктейль. Но как бы ни называли это пойло, оно оставалось верным спасением всех алкоголиков.

Шерил глазела на дочь, будто не имела ни малейшего представления, о чём вообще речь. Поппи поняла – так оно и есть, ей-богу. Её имя всегда забавляло окружающих, вызывало бесконечные насмешки. Ей было наплевать. Она – это она, и всегда останется собой.

Выйдя замуж, Поппи, конечно, могла бы сменить фамилию, но становиться миссис Термит ей категорически не хотелось. Уж лучше Поппи Дэй. Может быть, поэтому их и влекло друг к другу. Оба знали, каково это – носить имя, которое другие считают смешным или странным. Стоило назвать его, и люди тут же переспрашивали:

– Поппи Дэй?

– Мартин Термит?

Ошарашенный собеседник замирал, подняв кверху бровь; он был уверен, что над ним шутят. С чего бы им вдруг захотелось так шутить? Поппи часто думала, как живётся её одноклассницам, имена которых никогда не переспрашивают, удивляясь и не веря. Наверное, гораздо лучше. Мартин и Поппи понимали – не важно, что думают окружающие об их именах; и без того живётся паршиво, но тут уж ничего не поделать.

Поппи посмотрела на журналиста и ничего не сказала. Ей не хотелось обсуждать имена, во всяком случае, сегодня. Незаметно для обоих между ними зарождалась дружба. Ей понравилась его увлечённость, ему – её осведомлённость.

– Сколько вам лет, Поппи?

– Двадцать два. А вам?

– Мне?

– Да, сколько вам лет, Майлз? У вас такое лицо, что не пойму – то ли вам сорок, но с виду вы моложе, то ли чуть за тридцать, но выглядите вы старше, потому что жизнь была к вам сурова.

Майлз рассмеялся.

– Вы совершенно правы. Я имею в виду второй вариант. Мне тридцать три, но, как видите, паршивая еда, бессонные ночи, слишком много кофе и дрянных сигарет… в особенности, дрянных сигарет. – Он жадно пил кофе, не видя противоречия между поглощением напитка и предыдущим утверждением.

– Так вы и до старости не доживёте, Майлз.

– А кто сказал, что я собираюсь дожить до старости?

– Хм… ну, может быть, вы и не собираетесь. Просто мне кажется, никто не хочет умереть, когда время ещё не пришло, когда они ещё не успели… По-моему, хуже всего, если смерть приходит внезапно, без предупреждения.

– Что же они не успели?

– Ничего не успели! Узнать как можно больше нового, вырастить детей, сделать их жизнь надёжной и безопасной. Посмотреть мир… может быть, даже изменить его.

– Боже правый, я не готов предаваться таким сложным рассуждениям до завтрака!

– Майлз, я думаю, мы оба понимаем, что так жить неправильно. – Она улыбнулась ему, давая понять – ей известно всё то, что известно ему, и она не боится об этом говорить.

– Вы знаете, почему я хочу поговорить с вами о Мартине?

– Да.

– Хорошо. Отлично. – Он с облегчением выдохнул, прежде чем продолжить. – Я могу задавать вам вопросы, Поппи? Обещаю, что бы я ни написал, сначала посоветуюсь с вами. Хорошо?

– Да, наверное. Всё это для меня так ново.

– Понимаю. Не могу представить, как вам тяжело.

– Да, все так говорят.

– Какой он, Мартин?