День красных маков

– Я говорю, как я узнаю, что вы сдержите слово, если вы можете его не сдержать? Вы можете… сделать то, что собираетесь сделать, то, о чём мы договорились…

Поппи не могла произнести слова «переспать» или «заняться сексом», потому что тогда всё стало бы настоящим. Пока всё было ненастоящим – вплоть до момента, когда происходящее уже нельзя было бы отрицать. Это была лишь чудовищная мысль.

– А потом можете убить меня, можете убить нас обоих… я хочу, чтобы вы сказали мне, как я узнаю, что могу доверять вам?

Он погладил аккуратную бороду, растянул рот в подобии улыбки. Она впервые увидела, какая у него широкая щель между передними зубами – настолько широкая, что между ними мог бы поместиться ещё один зуб. Зелгаи протолкнул язык в эту щель, коснулся им верхней губы, раскрыл мокрый рот. Поппи передёрнуло от отвращения. Зелгаи почесал подбородок, небрежно, будто нелюбимого питомца. Потом встал, засунул язык обратно в рот.

– Всё просто, Поппи, ты не можешь.

– Что это значит? – Поппи знала ответ, но решила уточнить.

Зелгаи потёр ладони, подошёл к кровати. Ногти у него были очень красивые и длинные, длиннее, чем у большинства знакомых Поппи женщин. Откинувшись назад, он склонил голову набок, шумно выдохнул.

– Думаю, ты меня услышала, Поппи. Всё просто. Ты не можешь мне доверять. Ты ведь неглупа, правда? Ты сама мне об этом сказала. Я уверен, ты мне не доверяешь; это доказывает, что ты и в самом деле умна, потому что только глупые люди могут мне доверять, и большинство таких уже на том свете.

Поппи всё ясно осознала. Впервые в жизни она поняла, что не так уж и умна, ведь надо быть очень глупой, чтобы оказаться в этой кошмарной ситуации. Она молилась, обращаясь к Богу и Мартину, умоляя их обоих помочь ей. «Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне…» Но ни тот, ни другой не слышали.

– Боишься меня?

Поппи кивнула.

– Да.

Зелгаи улыбнулся.

– Это хорошо.

Зелгаи шагнул ближе, и Поппи задрожала. Ей захотелось стать очень маленькой. Приподняв кафтан, Зелгаи сел на край матраса, который прогнулся под его весом. Поппи увидела штаны наподобие пижамных. Зелгаи склонился к ней; пахнуло мятным ополаскивателем для рта и зубной пастой. Так пахло от Мартина, когда он ложился в постель. Рот Поппи наполнился слюной, она быстро сглотнула. Нельзя, чтобы её сейчас стошнило.

– Мне нравится твоё имя, Поппи. Я люблю красивые имена.

А ещё насиловать, похищать людей и убивать. Поппи закусила губу, чтобы не вырвались эти слова.

– Оно подходит тебе куда больше, чем Нина Фолксток.

– Как вы догадались? – Поппи не знала, как ей хватило мужества заговорить с Зелгаи. Её трясло от ужаса.

– Мисс Фолксток связана с нашей организацией, поэтому часто бывает здесь. Мы хорошо знаем её. Она совсем не такая, как ты. – Зелгаи подчеркнул слово «совсем», и она поняла, что Нина гораздо лучше и умнее.

Поппи смотрела на него не отрываясь. Откуда ей было знать? Откуда было знать Майлзу? Снова к вопросу о везении, только на этот раз им не повезло.

Зелгаи без предупреждения протянул к ней руку, коснувшись льняного рукава у запястья. Коснулся кончиками пальцев внутренней стороны её ладони, погладил бледную кожу, под которой бродили по извилистым венам пурпурные ручейки крови, будто ударил ножом. Поппи с громким криком дёрнулась в сторону. Зелгаи убрал руку, и Поппи замерла. Он медленно приблизился к ней, сжал обе её руки у локтей.

Чувствуя его прикосновения, его бороду в нескольких сантиметрах от своего лица, Поппи поняла – это её последняя возможность высказаться; она подбирала слова, и хотя речь вышла невнятной и спутанной, всё же Поппи была рада, что выговорилась, рада, что хотя бы попыталась.

– Март… он близко? Он… он совсем рядом, да? Он единственный, Март, он только один… никаких других мужчин, никогда… я… я не могу… я… мой муж… он – мой муж…

Очень тихо, так что ей пришлось прислушиваться к едва различимым словам, Зелгаи произнёс:

– Если ещё раз назовёшь его имя, станешь говорить или кричать – убью.

Из кармана пижамных штанов он вынул блестящий серебряный нож с рукояткой слоновой кости, положил на подушку и приказал Поппи лечь.

Она не могла дышать, лишь судорожно втягивала воздух крошечными глотками, не в силах наполнить лёгкие. Словно кто-то лежал на ней, давил на грудь, выжимая из неё кислород; этого ещё не случилось, Поппи сама придумала себе эту пытку. Она не знала, читает ли Зелгаи её мысли, видит ли её страх.

Он поцеловал Поппи в шею, ухоженными ногтями погладил по лицу и принялся целовать – казалось, он целовал её целую вечность. Поппи тошнило. Она пыталась сдержать слёзы, сосредоточиться на дыхании. Ей не хотелось умирать. Она молила – про себя, конечно: «Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне», но это не помогало. Она представляла невидимую ниточку, связывавшую их с Мартином сердца, и тянула за неё изо всех сил…