День милосердия

Назавтра, несмотря на уговоры Ольги Трофимовны послушаться врача и остаться дома, Кондратий Васильевич ушел на работу. Выпил чаю покрепче и двинул, надев потертый плащ и напялив выцветшую кепчонку. Вставать ему приходилось раньше всех в доме — завод, где он работал вулканизаторщиком, лет пять назад перевели на окраину, и Кондратий Васильевич, привыкший к своему коллективу, терпеливо мотался, тратя по три часа в день на дорогу. Вслед за ним уехала Ольга Трофимовна; ее завод был почти в самом центре города, но в другой части, не в той, где находилось Надюхино РСУ.

Надюха встала разбитая, будто всю ночь не смыкала глаз. Оленька тоже спала плохо и теперь, когда Надюха собирала ее в садик, капризничала, принималась реветь, брыкалась, отказываясь от еды. Надюха нервничала, прикрикивала на девочку, зато Люба ходила возле нее, как наседка, сулила ей и кошечку, и птичку, и конфетку, и пряничек мятный, и обещала, что в садике покажут по телеку маленьких веселых зайчиков, серого волка и еще одного зверька «во-от с такими ушами и во-от с такими усами». Оленька стала гадать, кто бы это мог быть: тигр? кот? козел? Так, гадаючи, она и позавтракала, и дала себя одеть, и ушла с Надюхой в утренний озабоченный, спешащий город.

На работе Надюху ждал сюрприз: письмо от Сергея. Видно, догадался, что она ночует теперь у отца и по адресу старухи посылать бесполезно. А по адресу отца не захотел. Письмо вручила ей секретарша. Надюха, не распечатывая конверт, вышла во двор, на дальнюю скамейку и только там, в одиночестве, прочла письмо.