День милосердия

После обеда он прямо направился к дому, где еще совсем недавно клали стенку с Кузичевым и Мартынюком. Теперь здесь заканчивались отделочные работы и часть лесов была уже убрана. Кремово-чистый фасад под новой крышей приятно радовал глаз, и Сергей даже приостановился, любуясь отточенной правильностью круглоарочного фриза в антаблементе.

Когда он подошел к столярке, ему показалось, будто внутри, за мутными пыльными стеклами, кто-то вдруг отпрянул от окна как бы в испуге. Он приостановился — да, какая-то еле видимая фигурка плавно отходила вглубь, расплываясь в сумраке помещения. Он толкнул дверь и вошел в столярку.

Из-за плит, прислоненных к стене, сквозь переплеты рам на него глядела Ирина. Он присвистнул, невольно рассмеявшись.

— Чего прячешься?

Она вышла из угла, стряхнула с телогрейки древесные опилки. Пожимая обвислыми плечиками и зябко ежась, подошла к верстаку, пнула резиновым сапожком подвернувшуюся щепку.

— Ухожу я, Сережа, — тихо сказала она, не спуская с него блестящих черных глаз. — Ухожу, ухожу, ухожу…

— Что так?

— А так… Ухожу, и все. — Она взяла его за пуговицу плаща, потянула к себе, но тут же выставила ладошку, чтобы не приближался слишком. — Так надо, Сереженька…

Сергей смотрел в ее лицо, смугло-бледное, с нежной, чистой кожей, в ее грустные то открытые, то прячущиеся за густыми ресницами глаза и чувствовал какую-то вину перед ней: не из-за него ли она уходит? Однако, помимо его воли, приходило к нему и какое-то облегчение.

Он достал квитанцию. Она взяла, сунула за подвернутый рукав телогрейки.

— Ну, как у тебя с жильем? — спросила уже другим, каким-то отчужденным тоном. — Собрали деньги?

Сергей махнул рукой.

— Еще семьсот — как до Арарата.

Она отвернулась к окну, помолчала и, не глядя на Сергея, сказала:

— Возьми двести рублей. У меня лежат ни к чему. Потом отдашь.

Протянула кулачок, разжала, и Сергей увидел перетянутую резинкой пачку денег, казавшуюся на ее маленькой ладошке огромной и внушительной.

Только на короткий миг обдало его соблазном взять у нее деньги, но он тотчас вспомнил Первое мая, застолье, танец и ее застенчивый разговор про брючный костюм, который ей так нравился на другой. К тому же гордость не позволила ему брать деньги. Он сжал ее кулачок вместе с деньгами и отвел ее руку.

— Нет, Иринка, спасибо, нам обещали.

— Да? — спросила она недоверчиво. — Не врешь?

— Честное пионерское! Наберем.

— Ну смотри…

В порыве благодарности к ней, чувствуя вину и горечь от невозможности как-то помочь ей, он обнял ее, мягкую, податливую, прижал к себе и крепко поцеловал в губы. Лицо ее стало совсем белым, она слабо оттолкнула его от себя, сказала чуть слышно:

— Иди, иди, Сережа, прошу тебя…

От порога он улыбнулся ей, стараясь подбодрить, весело подмигнул — она глядела на него пустыми, без всякого выражения глазами, машинально прижимая к груди кулачок с деньгами.

По пути на новый свой участок он оказался снова возле арки с решетчатым верхом, перед входом во двор, где жила Екатерина Викентьевна со старухой матерью и девочкой, которым он обещал заделать дыру в полу. Он приостановился, подумав, что, может быть, взять да прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, вернуться в столярку, напилить пять досочек, сбить их поперечинами, захватить гвоздей, молоток и в час все закончить, освободиться от долга, но, вспомнив, что опять надо будет разговаривать с Ириной, мучить ее, отказался от этой затеи, решив сколотить крышку на том, новом участке.

Вечером Сергей и Надюха взялись клеить обои в профессорской спальне. Работали четко, слаженно: Сергей на стремянке выравнивал верх, Надюха снизу следила за ровностью линий, совпадением рисунка. Обои были нарезаны, обтирочных тряпок было вдоволь, и за два часа спальня была готова.

Сергей в уме, пока клеили, прикидывал кубы, метры, множил, складывал и как ни проверял, а получалось не меньше четырех сотен. Страшной была эта сумма, но и заманчивой — пусть сам профессор возьмет счеты и проверит все до копеечки. Премию обещал, но это бог с ним, на его усмотрение, а он, Сергей, напоминать не будет, свое законное получить бы… Итак, за вычетом аванса ожидался расчет у профессора в две сотни рублей, следовательно, на двадцать седьмое мая общий итог будет — одна тысяча девятьсот пятьдесят. Недостающие пятьсот пятьдесят Сергей предполагал раздобыть через начальство: попросить отпускные — сотни три на двоих, а уж двести-то рублей он вырвет у Магды, как бы она ни крутила хвостом…

Вечер двадцать шестого мая у Сергея ушел на докраску дверей и окон, Надюха, чтобы не дышать краской, не приходила совсем — сразу после работы уехала в садик за Оленькой, впервые за много дней взяла ее домой.

Наконец наступил день расчета, двадцать седьмое мая. Работы оставалось на час, на два — покрасить полки в кладовках, кое-где подправить панели да оклеить прихожую финскими обоями, если они появились.

— Вы один? — спросила Христина Афанасьевна вместо приветствия и, пригласив его жестом внутрь квартиры, торопливо ушла.