День милосердия

История его теперешней командировки была проста и даже банальна. Конец года, а на сборочном участке осела партия насосов. Внезапно обнаружилось, что нет байпасных краников со специальными защитными втулками. Пустяк, копеечное изделие в пятитонном агрегате, а ОТК не пропускает: некомплект. Обшарили цеховые кладовки, заводской склад и даже базу — нет краников. Поднялся шум: насосы экспортные, сроки подпирают, план горит со всеми вытекающими отсюда последствиями. ОТК, бывало, пропускал в таких случаях условно, но тут начальник вдруг уперся: надоело, говорит, врать, осточертело, говорит, ваше вранье. Сборочники рысью кинулись за спиртом, а он, видно не надеясь на себя, закрыл кабинет на ключ, ушел домой, на больничный по радикулиту — от греха подальше. Были у начальства рычаги, чтобы поприжать отэковцев, заставить и на этот раз сделать поблажку, однако не решилось оно на силовые приемы — времена не те, да и слишком явные козыри были на руках у контролеров, можно было крепко получить по носу. Тогда после некоторого замешательства пошла писать губерния: застрочили объяснительные — дружно, цехами, отделами, начали «эй, ухнем!» переваливать вину с одной головы на другую, с отдела на отдел, с цеха на цех, пока не раздался по селектору усталый голос директора: за краниками в срочную командировку направляется Максим Тимофеевич Кочегуров, главный снабженец завода.

Максим Тимофеевич был человек тертый, видавший за свою долгую жизнь разные виды, поседевший на снабженческой работе, битый за промахи почти столь же часто, сколько и премированный за тихие снабженческие подвиги. Последние годы директор берег старого снабженца, не перегружал поездками, и если бы насосы были не сэвовские, то в командировку полетел бы кто-нибудь помоложе.

Высокий, поджарый, сухолицый, Максим Тимофеевич имел характер твердый, въедливый, всепамятливый. Эпоха да и собственная его жизнь учили жесткости, не поощряли мягкотелости и миндальничанья с людьми. Глубокие складки поперек лба, крепко сжатый рот, постоянная хмурость — Кочегуров производил впечатление человека, с которым лучше не связываться. Профессия снабженца тоже наложила на его лицо печать: казалось, так и светились на нем все пробивающие: «Надо! Срочно! Давай!» Он и шел на людей с таким, точно соответствующим внешности напором: решительно, без колебаний открывал двери в любые кабинеты, всегда точно зная, чего ему надо. Ни у кого не спрашивал разрешения, не улыбался всуе, не мельтешил с пошлыми сувенирами и не заискивал, как иные снабженцы и неснабженцы, — шел как важная персона, не обращая внимания на ожидающих очереди в приемной. Если бы для добывания каких-то дефицитов надо было попасть на прием к папе римскому, можно было не сомневаться: Максим Тимофеевич добился бы высочайшей аудиенции. «Надо!» двигало им всю жизнь, и он не задумывался над тем, действительно ли надо то, что он добывал, — таких вопросов у него не возникало, ему говорили «надо», и он соображал сразу практически: как, где, через кого, каким образом, — лишь бы выполнить поручение, добыть, обеспечить.

Из множества талантов, обретаемых смертными при их рождении, Максиму Тимофеевичу достался талант высокой обязательности, соединенный с бескорыстием. Пользовался он своими способностями только и исключительно для блага производства, не позволяя себе не то чтобы замочить кончики пальцев в тех бочках меда, которые доставал для завода, а даже и помыслить о чем-либо корыстном. Тут Максим Тимофеевич был безупречен и почитался у себя на службе как человек несовременный, а по мнению некоторых, был просто чокнутый. Возможности его были действительно почти безграничны: деловые связи протягивались от завода во все стороны света — в союзные республики и многие страны СЭВ. Намекни он, только шевельни бровью, и шустрые нынешние прохиндеи завалили бы его жену, двух дочерей и внуков самыми дефицитными товарами, начиная от губной помады и кончая дубленками. Нет, безгрешен был Максим Тимофеевич, чист и праведен, потому что имел крепкие принципы, нарушать которые не мог и не хотел. В молодости он строил Магнитку, учился в комвузе, был шустр, смекалист и деловит. После вуза руководил группой запчастей во Внешторге. В годы войны обеспечивал фронт боеприпасами, организовывал снабжение переднего края. А теперь, вот уже более тридцати лет, — на заводе. Жена и дочери даже и не помышляли, чтобы он доставал для них барахло. Четыре года назад он мог бы уйти на пенсию и своевременно подавал заявление, но директор попросил его поработать еще, сколько сможет, и вот, пожалуйста, опять приходится выручать завод…