День народного единства: биография праздника

Куда деятельнее оказались литераторы, предложившие патриотическую трактовку фигуры Болотникова и одноименного восстания. До низвержения авторитета М. Н. Покровского писателей особо не заботила причастность Болотникова к польской интриге. Например, поэт Василий Каменский в своей поэме заставил Ивана Болотникова поверить обещанию «преистинного мужицкого царя» Лжедмитрия: «править царством // в крестьянской поруке». Последовавшее затем прозрение Болотникова, осознавшего в царевиче мошенника, вызвано корыстным поведением дворян-попутчиков, но никак не вмешательством поляков в московские дела. Последующие авторы, не скрывая изначальную ориентацию Болотникова на Лжедмитрия II, оговаривали, что Болотников стремился противодействовать польской интервенции.

После посещения села Коломенского и прочтения всего массива исторической литературы о Болотникове Илья Сельвинский написал трагедию в стихах «Рыцарь Иоанн» (1937). У Сельвинского Болотников призывает Лжедмитрия II стать мужицким царем. Однако в беседе с польским делегатом Ружицким Болотников отказывается от польской помощи и возмущается тем, что ляхи могут взять «Чернигов, Стародуб или Смоленск». Патриотизм Болотникова противопоставляется дворянам, готовым отдать полякам всю страну, но лишь бы Русь «не досталась Ивашкам этим… смердам этим…». Еще последовательнее антипольская мотивация проводится в пьесе Гавриила Добржинского «Иван Болотников» (1938). Принимая гонца Лжедмитрия, Болотников велит вручить тому вместо державного скипетра и царской короны шутовской колпак с бубенчиками и выпачканное сажей помело: «Венец, достойный // Тому, кто родину корыстно предает. // А этим помелом народ сумеет ляхов // Повыместь из Русии…» Посла Сигизмунда Болотников распоряжается повесить на первом попавшемся дереве, а полученные из королевской казны деньги передает своему сподвижнику Хрулю как социально-непорочный финансовый источник восстания: «Оружья закупи! // Крестьяне польские прислали нам гостинец //За правую войну!..» Именно настоящие патриотические сцены, внушавшие мысль о том, что Болотников «не переставал зорко оберегать рубежи родины от польских интервентов» [41], вызывали смех московского зрителя в адрес польских агентов [50] (драма была поставлена в Театре Революции). В эпилоге пьесы холопы-бунтовщики скорбят над тем, что ляхи «набились, что клопы, на матушку Русию». Потеряв своего вождя в лице Болотникова, они решают идти в Нижний Новгород к Минину и Пожарскому: «Не отдадим Москвы! Идем, идем на ляхов!» Таким образом, восстание Болотникова Добржинский трактовал как прелюдию движения Минина и Пожарского.[132]

Еще показательнее настоящую взаимосвязь решатся провести постановщики фильма «Минин и Пожарский» (1939), назначив беглого холопа Романа – видимо, бывшего ратника Болотникова, в спасители князя Пожарского.

Художественный фильм «Минин и Пожарский», подытоживший усилия историков и деятелей искусства в деле реабилитации борьбы русского народа против польской интервенции, заслуживает отдельного разговора. Сценарий этого фильма был написан по повести известного филолога В. Б. Шкловского.

В свое время литераторы М. Мирингоф и А. Рождественский предложили студии Ленфильм сценарий «Минин и Пожарский» (по мотивам пьесы А. Н. Островского). И если Мирингофу и Рождественскому не посчастливилось увидеть свое архаичное творение на экране, неожиданный шанс выпал на долю В. Б. Шкловского.

Вторая половина 30-х годов оказалась для Шкловского временем зыбким и небезопасным. Во-первых, развернувшаяся кампания по борьбе с формализмом в искусстве метила в бывшего идеолога «формального метода» в литературоведении. Во-вторых, набиравшая тогда же обороты критика научного наследия покойного академика М. Н. Покровского, который переписал русскую историю в духе классовой борьбы, забраковала некоторые работы Шкловского в кино (фильмы «Крылья холопа» и «Капитанская дочка») и театре (спектакль «Петр Великий» во МХАТе). В третьих, ежовщина не должна была пощадить человека с таким сомнительным антибольшевистским прошлым.

В биографии бывшего политэмигранта В. Б. Шкловского встречались имена террориста Б. Савинкова, генерала Л. Корнилова и эсера Г. Семенова, причастного к организации покушения на В. И. Ленина. Будучи человеком проницательным, Шкловский решил действовать там, где ранее оступился, а именно в области интерпретации русской истории. К тому же декретированный властью подход к историческому прошлому был с симпатией встречен самим писателем. Чуть позже он искренне говорил о полной вере «в справедливость боя за новую историю» [65, #1] (т. е. об отказе от прочтения русской истории «по Покровскому»).