День народного единства: биография праздника

Последним по времени «министерским» назначением Пожарского была организация в 1631 г. Приказа сбора ратных и даточных людей в преддверии готовившейся войны – реванша за Смоленск. В приказе этом набирались ратные люди, здесь их организовывали и обучали военному делу по современному западному образцу, кроме того, приказ отвечал и за сбор с помещиков, монастырей и других землевладельцев «даточных людей» [69, 250] – крестьян во вспомогательные части – обозы, перевозку орудий, строительство укреплений.

Филарет с 1619 г. постепенно забирал власть в свои руки. Медленно, осторожно он менял на ключевых должностях ставленников бывшей жены на верных ему и более дельных людей. С 1624 г. появилась никак не именовавшаяся должность главы одновременно трех особо важных приказов – Стрелецкого, Большой казны и Аптекарского (они контролировали московский гарнизон, государственные финансы и «государское здоровье»), которую стали занимать наиболее надежные и близкие к правящей династии лица – первым таким «премьер-министром» был князь И. Б. Черкасский, а после его смерти в начале апреля 1642 г. – Ф. И. Шереметев [149, 18]. Эти люди были верны и очень компетентны. Ф. И. Шереметев, возможно, тогда водил дружбу с Пожарским,[80] который, вероятно, оправдал его ожидания в деле руководства путями сообщения, борьбой с уголовщиной (некогда боярин Федор Никитич сам перед опалой ведал Разбойным приказом) [85, 195].

Быстрее всех, пожалуй, уже в 1620 г., был смещен начальник Стрелецкого и Панского приказов, т. е. командующий самой боеспособной и приближенной ко двору силой – московскими стрельцами, а также набором наемников – князь А. В. Лобанов-Ростовский, – он даже попал в опалу. По свидетельству одного иностранца, князю было поручено сопровождать Михаила Федоровича с отрядом стрельцов в Новодевичий монастырь, он был почему-то этим недоволен и вполголоса бранил царя, о чем тут же донесли, и князя сослали [103, 23]. В Тобольск поехал воеводой князь Д. Т. Трубецкой, неудачливый претендент на престол; он стал как бы «хозяином» богатейшей Сибири, но, конечно, это была почетная ссылка. А когда после заключения Столбовского мирного договора со Швецией Новгород опять отошел к России, в город, который в свое время безуспешно пытался отвоевать Д. Т. Трубецкой, воеводой вскоре поехал Пожарский.

Это был второй по экономическому и политическому весу центр страны, и назначение управлять им означало особое доверие. Недаром весь XVI в. шведские короли сносились с русскими царями только через новгородских наместников (традиция эта возникла из-за того, что Швеция несколько веков была зависима от Дании, и по рангу наместники датского короля общались с новгородскими наместниками, но и после того, как страна восстановила независимость, московское правительство долго не хотело менять «старину», пребывая в постоянном этикетном споре). Новгород оставался еще центром торговли через Балтику, имел и важное культурное значение. В частности, именно туда традиционно приезжали сыновья и служащие иноземных коммерсантов учиться русскому языку. Сохранились царские наказы Пожарскому о том, по каким правилам это разрешено – «немцы» – ученики должны были приезжать в сопровождении своих отцов или иных родственников, их распределяли на учебу в посад, к церковным дьячкам, которые, видимо, держали школы для прочих новгородцев. Однако запрещалось приезжать политически подозрительным, например перебежчикам или заподозренным в шпионаже. Полагалось также следить, чтобы протестанты не посещали православных богослужений, а если кто пожелает принять «греческую веру», то предупредить, что дорога домой будет закрыта, православный автоматически становился царским подданным. В то же время не возбранялось ездить за рубеж к родственникам – семьи часто разделялись границей [6; 69, 249–250]. У приезжих же русских следовало выяснять, «не пошатались ли они в вере», живя среди лютеран.

В Новгороде князь провел два года – с 1628 по 1630. Видимо, не случайно весьма информированный чиновник короля Сигизмунда секретарь Ян Гридич, «писарь руский» в канцелярии Великого княжества Литовского, отмечал в 1619 г., что патриарх весьма жалует Пожарского и сына Козьмы Минина – Нефеда. В 1622/23 —1629/30 гг. Дмитрий Михайлович не менее 37 раз приглашался к царскому столу, больше него приглашались только бояре М. Б. Шеин (47 раз) и князь Д. И. Мезецкий (45) [90, 227].