День независимости

– Я ведь как на женитьбу смотрю. – Несколько ранее Ирв признался в странном нежелании связывать себя узами брака, обращать маленькую крепкотелую Эрму в миссис Орнстайн № 3. – Я все еще готов пойти до конца и с головой окунуться в брак, но на самом-то деле году в восемьдесят шестом или около того начал чувствовать – и оно как-то соотносится с тем же самым дуновением, – что запутался, упустил время, к тому же Эрма может оказаться не той женщиной, какая мне нужна, и я буду до конца моих дней жалеть, что связался с ней.

Ирв всматривается в меня, желая, наверное, выяснить, сильно ли я изменился в лице, выслушав его горестное признание.

– И ко всему прочему, я ее люблю, – добавляет он, видимо считая это сообщение гвоздем программы.

Мы уже приближаемся к больничной лужайке. Возвышающиеся над тротуаром за вековыми гикори и дубами старые жилые дома кажутся теперь не такими ветхими, поскольку увидены мной уже дважды, под разными углами и при разном освещении. (Краеугольный принцип продажи неходового дома: покажи его два раза. Внешность изменчива – к лучшему.) Я оборачиваюсь, окидываю взглядом город под холмом. Онеонта тоже выглядит вполне милым, уютным местом – торговать здесь недвижимостью я, признаться, не стал бы, но жить в этом городе, когда ты остался без семьи и вынужден полагаться в борьбе с одиночеством лишь на свои силы, пожалуй, можно. Чайки куда-то исчезли, над вершинами деревьев стрижи гоняются в послеполуденных небесах за насекомыми, их сейчас в воздухе, что пыли. (Мне следовало позвонить Маркэмам, да и Салли тоже, однако моя потребность в этом ослабевает, сейчас все они в счет не идут.)

– Тебе что-нибудь такое знакомо? – серьезно спрашивает Ирв, понимающий, что его понесло как душевнобольного, а я ни слова о себе не сказал, но теперь, когда мы стали братьями, допустимо и то и другое.

– Все знакомо, Ирв. – Я улыбаюсь, глубоко засунув руки в карманы, давая теплому ветерку омыть меня, прежде чем я повернусь к больнице.

Естественно, я ощущал то, что ощущает теперь Ирв, раз пятьсот с гаком, но не могу предложить ему ни единого решения, только средства общего рода наподобие упорства, избавления от балласта, здравого смысла, стойкости, веселости – всех догм Периода Бытования – плюс отказ от физической изоляции и эмоциональной отчужденности, которые порождают неприятности, равные тем затруднениям, каковые они якобы разрешают, а то и более серьезные.

Кто-то из проезжающих мимо нас в пикапе – белый юноша в футболке и с подловатым красным ртом или пухлая, глумливо улыбающаяся девица со сцепленными на затылке руками – выкрикивает в окошко нечто похожее на honi soit que mal у pense[109], но наверняка иное, и, прибавив газу, уносится, хохоча. Я благодушно машу им рукой, а Ирв никак не может отключиться от своих проблем.

– Пожалуй, я немного удивился, услышав от тебя все это, – так я подвожу итог разговора, пытаясь помочь Ир-ву. – Но, думаю, ты мог бы совершить небольшой героический поступок, сделав решительный шаг – сказав Эрме «да». Даже если тебе это выйдет боком. С последним ты справишься, как справился со случившимся в кибуце. – Я всегда готов наговорить с три короба человеку, которому что-нибудь вышло боком. – Кстати, давно ты там был?

– Пятнадцать лет назад. Получил массу впечатлений. Хотя настоящее значение они обрели для меня лишь спустя какое-то время. – Ирв кивает, прекрасно сознавая, что никакого значения они не приобрели, а его попытка прижиться в кибуце была самой большой дурью, о какой ему доводилось когда-либо слышать, хоть он и прикидывается, что это не так, не желая обременять меня подробностями. (Я-то решил, что история с кибуцем произошла в прошлом сентябре, а не в 1973 году.) Ирв принюхивается к воздуху, словно пытаясь уловить знакомый запах. – А насчет решительного шага – сейчас, может быть, не самое подходящее для него время, Фрэнк. Я все думаю о цельности, которой уже весь мозг тебе выел, о том, что прежде, чем я попытаюсь понять, в каком направлении двигаюсь, мне следует выяснить, откуда я пришел. Попросту говоря, снять напряжение настоящего момента, понимаешь?

– И как ты собираешься это выяснить? Нарисовав свое генеалогическое древо?

– Ну, например, сегодня – наши послеполуденные часы, они в этом смысле многое для меня значат.

– Для меня тоже.

Хотя, опять-таки, не так уж я в этом и уверен. Возможно, происходит нечто похожее на сказанное Салли об Уолли – о том, что она никогда его не увидит и должна с этим свыкнуться, – только наоборот: я знаю, что буду видеться с Ирвом, и мне это по душе, однако сильного воздействия на меня не оказывает.

– Но ведь это хороший знак, верно? Где-то в Торе говорится, что понимание начинается задолго до того, как ты его осознаешь.

– По-моему, это сказано в «Чуде на 34-й улице»[110], – говорю я и снова улыбаюсь Ирву. Человек он добрый, но немного одурел от имитаций и цельности. – И совершенно уверен, что в «Пророке»[111] тоже.

– Не читал, – печально сообщает он. – Но давай-ка я тебе кое-что покажу, Фрэнк. Тебя это удивит.