День отдыха на фронте

Минут через пять около бабки остановился милицейский патруль с автоматами, лица у патрульных были усталые, бледные, глаза ввалились, — наводить, а точнее, поддерживать порядок в блокадном городе было непросто, в усеченной питерской милиции (основная часть защищала город, находилась в окопах) было немало раненых и погибших.

— Бабуля, документы у тебя с собою? — спросил старушку начальник патруля, пожилой лейтенант с короткими, неровно подстриженными усами.

— А как же, дорогой милок, конечно же с собою, без документов нам никак нельзя, — старушка запустила руку под борт жеребкового полупальто, достала из кармана паспорт.

Лейтенант взял паспорт, развернул его, пробежался напряженным взглядом по двум головным страничкам, выпрямился, окидывая взглядом весь рынок — нет ли где какого-нибудь шума, не затевается ли что-либо?

Шума не было. Народ на базаре вел себя тихо, с пониманием — рядом находится фронт, на всякий шум фрицы могут прислать десяток снарядов, а это штука такая: ноги вместе с головой и куском живота могут улететь в облака.

— Пирожки с чем? — спросил лейтенант скучным, каким-то сомневающимся голосом.

— Как с чем? С мясом. Дух-то вон, чуешь, какой? — старушка горделиво выпрямилась. — Прошибает насквозь.

— Вот именно — насквозь, — в голосе лейтенанта заскрипели недовольные нотки. — Какого зверя мясо-то?

— Как какого? Лесного. У нас кабаны водятся. В город забегают.

— А война их разве не распугала?

— Никак нет, товарищ начальник, — старушка протянула ему таз, нагруженный вкусно пахнущими пирожками. — Угощайся, служивый, для тебя ничего не жалко.

— Кабаны, говоришь?

— Да, кабаны. И лоси к нам приходят… Не боятся. Я так полагаю — от фашистов спасаются.

— Спасаются?

— А как же? От фашистов спасается все живое… Все, что имеет ноги.

— И руки, наверное?

— Руки имеют только обезьяны, товарищ начальник, — на полном серьезе ответила старушка, пошевелила губами.

— Мы вынуждены задержать вас, гражданка!

— С какой такой стати? Я ничего не нарушала.

— Естественно, ничего, — лейтенант помолчал, испытующе посмотрел на старушку и добавил: — Но проверку провести мы обязаны. Так положено, это общее правило для всех жителей города.

— Так у меня товар пропадет, товарищ полковник, — старушка приподняла таз с пирожками. — Кто мне его оплатит? Тургенев?

— Вполне возможно, что и Иван Сергеевич Тургенев, — спокойно проговорил лейтенант, — тем более что он был человеком очень богатым.

— А может, я вам дам штук десять пирожков — на всю милицию, и мы разойдемся? А? — брови на лице старушки сошлись в одну озабоченную линию — сплошную, без просветов. — Я дам вам денег, и мы квиты?

Лицо лейтенанта стало хмурым и жестким, он отрицательно покачал головой:

— Квиты будем только после проверки.

Старушка затеяла игру, заранее проигранную, — деньги в Ленинграде по-прежнему ничего не значили, на них даже свежего воздуха нельзя было купить, не говоря уже о вещах материальных.

— М-да, — удрученно вздохнула старушка, — вы хоть и русские люди, но не православные.

— Забирай таз, — не обращая внимания на речи старушки, велел лейтенант одному из напарников, — пошли проверять, с мясом какого кабана испечены пирожки?

На этот раз старушка закрякала, как подбитая на охоте утка, замотала головой протестующе, лейтенант ухватил ее за локоть и потянул за собой.

Люди, находившиеся среди рядов, на задержание старушки даже не обратили внимания, словно бы этого прискорбного факта не было вовсе, лишь снег громко захрустел под ногами патруля… Вскоре хруст стих. Вольт ошеломленно огляделся — равнодушие рынка поразило его, как он потом выразился, рассказывая об этой истории матери, "от макушки до пяток".

Но еще больше он был поражен, когда узнал о том, что произошло со старушкой дальше, о самом финале.

Когда милиционеры прибыли к ней домой, то обнаружили на кухне таз с заготовками для будущей стряпни. В тазу отмокали куски мяса, погруженные в соляной, с добавлением уксуса раствор. Когда этот таз показали военному эксперту — старенькому профессору с петлицами полковника медицинской службы, он определил сразу, без всяких исследований и экспертиз:

— Это — мясо человека.

Милицейские сотрудники, обследовавшие квартиру старушки, переглянулись, поугрюмели лицами: докатились дорогие земляки, ничего не скажешь… Сами людоедами стали и других в эту повозку тянут.

Через два дня старуху расстреляли, о чем сообщили всем торговцам, привыкшим появляться на Андреевском рынке со своими лотками. Через них эта новость дошла до всех, кто посещал этот рынок, даже до обычных полоротых зевак, забегавших в торговые ряды, чтоб поглазеть на народ, себя показать, а заодно увидеть и городских воробьев, в пору блокады потерявших свою обычную говорливость…