— Немцы назначили нам нового старосту… Обычно старост назначают из местных, а тут решили привлечь мужика из другого района, чужака. Ни одному человеку в Горшках он не понравился… Бывают такие люди — с особыми физиономиями — сколько на них ни смотри, ничего хорошего не найдешь. Так и у господина нового старосты. Для начала он прошелся по деревне, выбирая себе дом. Причем его совсем не интересовало, живет кто-то в доме или не живет… Подобрал он себе дом, в котором коротал старость старик-землемер по фамилии Латкин. Он родился у нас, в Горшках, работал в районе. Честный был мужик, не пакостливый, старался помогать, кому нужно и можно — ослабшим от болезней, старушкам, путающимся в собственных галошах, людям, оставшимся без денег… В общем, старику Латкину новый староста предложил освободить свой дом, — сказал, что тот живет не по чину. Латкин съезжать не стал. Тогда появились немцы, засунули голову ему под микитки и увезли в район. В общем, человека не стало. Староста занял освободившуюся хату.
— Грустная история, — Чигодин не выдержал, вздохнул. — Только при чем тут щитомордники?
— Да притом! Они за человека обиделись, понятно? Прошло две недели. Чужак вел себя в Горшках как оккупант, придирался ко всему, даже к форме носа и ушей — лопоухая та либо иная баба или не лопоухая? Или какие у нее ноги, кренделем или двумя прямыми линейками? Непонравившегося человека он мог запросто определить в нети… Туда, где Макар телят не пас… А это было плохо. Двух человек он с полицаями отправил в район, в комендатуру, откуда они уже не вернулись. Когда стало окончательно понятно, что в деревне появился враг хуже оккупантов, наш староста однажды утром обнаружил на кухне змею. Она лежала в хлебной корзинке, свернувшись клубком. Староста заорал благим матом и выскочил из хаты. Едва он успокоился, как из-под печки вылезла вторая змея. Староста в страхе запрыгнул в грязных сапогах на чистую постель. Вечером обнаружил двух щитомордников, лежавших на кровати. Когда он попробовал согнать их и взял в руки веник, змеи кинулись на него. В результате староста сбежал из дома в сарай…
Цапля, озабоченно крутившая головой среди прямых стеблей резики, вновь просяще защелкала клювом и сделала несколько шагов к людям.
— Жрать мочалка хочет, оголодала, — сказала Федотиха и бросила цапле половинку картофелины, которую держала в руке. — Ешь, пока живот свеж!
— Ну и что дальше со старостой? — поинтересовался Савелов.
— Дальше? Дальше он попробовал призвать на помощь своих хозяев-немцев, да хозяева оказались в змеях не очень сильны, полопотали немного по-своему, по-фрицевски, и уехали. Со змеями воевать — это вам не над бабами изгаляться. — Федотиха прервалась и, нагнувшись с костяным глухим скрипом, бесстрашно сунула пальцы в горячие угли, выволокла из них увесистую картофелину — пожалуй, самую внушительную из всех, что закладывал в костер Чигодин.
"Чутье имеет бабка, нашла картошку, которую я в костер даже не совал, — с одобрением отнесся к действиям Федотихи Чигодин, — ее неплохо бы в полковую разведку зачислить — польза бы была".
Вторая женщина — помоложе и посимпатичнее Федотихи и цыганки — молчала, словно бы и не собиралась выступать, ее лицо с ямочками на щеках было сосредоточенным и печальным, цыганка тоже молчала.
— Но это еще не все. — Федотиха недрогнувшими пальцами разломила картофелину, от вкусной мякоти пошел розовый парок, и сама картофелина была розовой — видать, редкий сорт имела бульба. — В конце концов староста бросил дом землемера и переехал в другую хату, на противоположный край деревни. Расположился. Ходил тише воды ниже травы, ховался, чтобы щитомордники его не засекли, и все-таки проснулся однажды, пошел к ведру, а на кухне у него пара щитомордников орудует. Змеи нашли его по запаху и сели на пятки. — Федотиха раскрыла рот пошире, показала народу два зуба, которыми была вооружена, один зуб в верхней челюсти, другой в нижней, и кинула туда половину разломанной картофелины. В следующий миг захлопнула рот — и горячей половины благородной бульбы словно бы не бывало.
Мужественная была женщина, эта Федотиха, героическая: раскаленную картофелину, способную прожечь в желудке дырку, проглотила и не поморщилась.
— Прошло еще немного времени, наш староста сунул свои кальсоны с портянками и пару рушников в чемоданишко, скрючился под ним, будто старик, у которого болит желудок и пешком ушел из деревни. Змеи расплатились с ним за обиженного человека, вот так-то, молодые люди…
Поучительная история, ничего не скажешь, только старосту этого не жалеть надо, а под суд его. Как предателя. Чигодин подумал об этом, и рот у него отвердел невольно, губы сжались.
— Дай-ка я тебе, молодой-хороший, погадаю, — цыганка протянула к Чигодину руку, — вручи-ка мне свою ладонь.