День полнолуния

— Может, скажешь уже, в чем дело? — спросила я, когда мы все в том же гробовом молчании вошли в номер.

— А может, это ты скажешь, в чем дело? — рявкнул Миша.

Он вдруг весь раскраснелся — не только лицом, но и мощной шеей и грудью, — как видно было из расстегнутого ворота рубашки. До сих пор я никогда еще не видела Мишу в ярости. Мне казалось, он в любых обстоятельствах излучает лишь добродушие, цинизм и ленивое нахальство. И от такого всплеска — притом случившегося вроде бы на ровном месте — я, честно говоря, даже растерялась и слегка оробела.

— Что сказать? — пролепетала я.

— Рассказать, что это ты мне устроила? Что, приревновала меня к Левиной и решила расквитаться? Иначе зачем ты крутила жопой перед этим торгашом?

— Я не… — попыталась оправдаться я, но он перебил меня:

— Мы с тобой вроде не женаты! И я не позволю себя контролировать. Тем более такими идиотскими бабскими методами. Да, у меня есть знакомые, в том числе и знакомые женщины, и не твое дело, что меня с ними связывает и какие отношения я с ними поддерживаю.

— Знаешь что! — уже не выдержала я. — Как ты верно заметил, мы с тобой не женаты. Я тебя в свою жизнь не тянула, ты сам мне навязался. И я понятия не имею, какого хрена ты сейчас ко мне прицепился. Можешь отправляться к своей Левиной хоть сегодня же.

— Так, значит, да? — набычился Миша.

— Именно! — выкрикнула я.

Прошла в спальню и хлопнула дверью.

А еще через пару минут хлопнула уже входная дверь нашего номера, и я, выглянув в гостиную, обнаружила, что Миша ушел.

Я понятия не имела, что такое сейчас произошло. Почему обычно спокойный и невозмутимый Миша вдруг закатил эту дикую сцену, спровоцировал скандал. Действительно приревновал меня к антиквару? Но идиотизм же! Или его чем-то так сильно напрягли мои расспросы про Левину? Но я ведь вроде не давила, не спрашивала ничего такого, что могло бы его возмутить.

Как бы там ни было, я считала себя незаслуженно пострадавшей стороной. Была уверена в том, что ничем задеть Мишу не могла, а потому решила, что пускай помечется по городу, спустит пар, а потом возвращается в здравом рассудке. Я же бегать за ним и доказывать, что я не верблюд, не собираюсь.

Я приняла ванну, потом пошла прилечь, чтобы набраться сил перед вечером — мы с Мишей планировали вылазку по игорным заведениям города. Постепенно за окном стемнело, а от Миши по-прежнему не было ни слуху ни духу. Можно было, конечно, попробовать позвонить ему на мобильник, но я не стала этого делать. В конце концов, я была ни в чем не виновата. А если этот остолоп еще не образумился, тем хуже для него.

Когда пробило девять, я достала из шкафа уже отглаженное в отельной прачечной серебристое платье с длинными узкими рукавами, под которыми так удобно было прятать портативную камеру, взяла сумочку и отправилась на охоту сама. Мне было непривычно заходить в казино без Миши, и я в очередной раз за последнее время рассердилась на себя. Что-то слишком я расслабилась, положившись на другого, стала зависимой. Видимо, отсюда и пошли все эти дурацкие мечты о домиках и детях. А ведь нельзя было забывать, что в этой жизни можно рассчитывать только на себя.

«Это даже хорошо, что я буду сегодня работать одна, — решила я про себя. — Пора вспомнить былые навыки, а то я стала что-то слишком полагаться на Мишу».

Проделать трюк с рулеткой в одиночку, конечно, было мне не под силу. И потому я решила пойти проторенной дорожкой — подсела к столу, за которым шла игра в карты, быстро оглядела всех участников, наметила свою сегодняшнюю жертву — краснощекого, голубоглазого немца, похожего на простоватого хорошего парня из классических голливудских боевиков.

Все шло как по маслу. Я привычно проиграла пару партий, занервничала, даже поднесла к глазам вытащенную из сумочки салфетку, успев за эти несколько секунд просмотреть изображения с камеры. Немец решительно выдвинул вперед квадратную челюсть и залопотал со своим лающим акцентом:

— Фрау, мне очень жаль. Наверное, вам не стоит больше играть.

Но я солнечно улыбнулась ему сквозь слезы и тряхнула волосами:

— Нет-нет! Я хочу отыграться! Не может же мне весь вечер не везти.

Немец осуждающе покачал головой, но больше ничего не сказал. Может, думал, что, если я проиграюсь в пух и прах, ему потом легче будет кинуться утешать меня, рыдающую, а там, под шумок, и увезти к себе в отель.

Мы снова взяли по карте. Я, трагически прикусив губу, уставилась в свой расклад, незаметно шевельнула рукой, доставая из рукава недостающего мне «короля», и в ту же секунду кто-то больно ухватил меня за запястье.

— Мисс, — прозвучал над моим ухом негромкий голос, — мисс, прошу прощения, вам придется пройти с нами.

Честно говоря, в первую секунду, еще только ощутив прикосновение пальцев к коже, я подумала, что это Миша пришел, наконец, в себя и вернулся за мной. Но звук этого голоса тут же развеял мои заблуждения. Балагур, циник и показушник Миша никак не мог говорить с такими вкрадчивыми и в то же время железно-властными интонациями.