Господин Моралес снимал номер в «Ритце». В столь ранний час он являл собой прискорбное зрелище, небритый, налитые кровью глаза, налицо тяжелое похмелье.
Господин Моралес являлся гражданином США, и его английский был весьма своеобразен. Он выразил готовность вспомнить все, что в его силах, но его воспоминания о вчерашнем вечере были удивительно туманными.
– Мы были с Кристи, эта малышка – та еще штучка! Она сказала, что в этом кабаке все путем. «Ласточка моя, – сказал я ей, – поедем, куда твоя душенька пожелает». Кабак оказался что надо, согласен, – и содрать с тебя три шкуры они умеют! Только я и видел свои тридцать долларов! А оркестр, между прочим, играл мимо нот, не про то и не туда.
Господина Моралеса попросили оторваться от вечера в узком кругу и вспомнить, что происходило за столиком в середине алькова. Но предложить какую-то полезную информацию он не сумел.
– Ясное дело, был стол, а за ним сидели какие-то люди. Но как они выглядели – не помню. Я вообще на них внимания не обращал, пока один из них не грохнулся. Сначала я решил, что он перебрал. Кстати, я помню одну из его дамочек. С темными волосами, все при ней, я бы так сказал.
– Вы имеете в виду девушку в зеленом платье?
– Нет, другую. Такую стройную. В черном, и формы у нее что надо.
В поле зрения господина Моралеса попала Рут Лессинг.
Он наморщил нос, предаваясь приятным воспоминаниям.
– Я смотрел, как эта крошка танцует – классно, доложу я вам! Я пару раз даже показал ей большой палец – мол, так держать, малышка, но она и бровью не повела, только сквозь меня посмотрела… вы, англичане, это умеете.
Ничего более ценного извлечь из господина Моралеса не удалось, да и сам он откровенно признался, что к началу представления кабаре изрядно нализался. Кемп поблагодарил его и уже собирался с ним распрощаться.
– Завтра я уплываю в Нью-Йорк, – сообщил Моралес. – Или вам нужно, – прибавил он с готовностью, – чтобы я остался?
– Спасибо, но едва ли ваши показания помогут следствию.
– На самом деле мне у вас нравится, и если полиции нужно, чтобы я остался, моя фирма не развалится. Если полиция просит тебя задержаться, значит, надо задержаться. Может, если напрягусь, что-то и вспомню…
Но Кемп отверг эту сомнительную наживку и вместе с Рейсом отправился на Брук-стрит, где их приветствовал типичный холерик, отец достопочтенной Патрисии Брайс-Вудворт.
Кому это пришло в голову, что его дочь – его дочь! – может быть причастна к этой кошмарной истории? Это что же, девушка не может пойти поужинать с женихом в ресторан без того, чтобы не подвергнуться нападкам детективов из Скотленд-Ярда? Куда катится Англия? Да она знать не знает этих людей, как их там, Хаббарды? Бартоны? Тоже мне, белая кость! Выходит, надо смотреть, куда идешь, этот «Люксембург» всегда считался приличным местом, но ведь там уже второй раз такое случается! И дернуло же Джеральда тащить Пэт именно туда – эти молодые думают, что сами с усами и разберутся без старших. Так или иначе, он не позволит, чтобы его дочь донимали, беспокоили и допрашивали – да уж никак не без присутствия адвоката. Он сейчас позвонит старине Андерсону в Линкольн-Инн и спросит его…
Тут генерал внезапно умолк и, глядя на Рейса, спросил:
– Я вас где-то видел. Где?
Полковник не замедлил с ответом и, улыбнувшись, произнес:
– Бэддерпор, двадцать третий год.
– Боже правый, – воскликнул генерал. – Да это же Джонни Рейс! А вы-то здесь какого лешего делаете?
Рейс снова улыбнулся.
– Я был рядом со старшим инспектором Кемпом, когда стало ясно, что неплохо бы побеседовать с вашей дочерью. Я сказал: ей будет гораздо приятнее, если инспектор Кемп приедет сюда, а не будет вызывать ее в Скотленд-Ярд. Заодно я решил составить ему компанию.
– А-а, хм, очень мило с вашей стороны, Рейс.
– Разумеется, мы не хотели причинять молодой госпоже неудобства, – добавил старший инспектор Кемп.
В этот момент дверь открылась, в комнату вошла мисс Патрисия Брайс-Вудворт и взяла бразды правления в свои руки со свойственной молодости бесшабашностью и хладнокровием.
– Здравствуйте, – сказала она. – Вы из Скотленд-Ярда? Насчет вчерашнего? Я ожидала, что вы объявитесь. Отец вас утомил? Зачем ты так, папочка? Ты же знаешь, что говорит доктор насчет твоего давления. Не понимаю, зачем ты по любому поводу доводишь себя до такого состояния. Пусть инспекторы пройдут в мою комнату, а я попрошу Уолтерса принести тебе виски с содовой.
Генерал, как и положено холерику, был готов разразиться гневной тирадой, но всего лишь вымолвил:
– Мой старый друг, майор Рейс.
После такого представления Патрисия потеряла к Рейсу всякий интерес и чарующе улыбнулась старшему инспектору Кемпу. По-генеральски она выпроводила их в коридор и завела в свою гостиную, решительно закрыв отца в его кабинете.
– Бедный папочка, – заметила она. – Вечно он кипятится. Но я умею охладить его пыл.
Далее разговор пошел в самых дружелюбных тонах, но особой пользы не принес.