Конечно, не стоило ожидать снисхождения от суда, несмотря на все заявления о его независимости, прислушивавшегося к приказам из Кремля. Но если президент, министр внутренних дел или тот же глава ФСБ были недосягаемы для Берквадзе, несмотря на оставшиеся связи и деньги – во всяком случае, чтобы достать их, потребовалось бы приложить слишком много усилий – но простые следователи или начальник изолятора оставались вполне уязвимыми, и они это понимали. Так что небольшие житейские радости типа свежей рубашки каждый день, полного холодильника продуктов из лучших московских ресторанов, плазменного телевизора и мобильного телефона казались Берквадзе вполне приемлемыми знаками внимания. Не хватало, пожалуй, только женщин, хотя, при желании, можно было организовать и эту маленькую радость – тюремные "петухи" Гоги точно не соблазняли.
Гоги не считал свое привилегированное положение чем-то особенным, заставив так же думать и местных сотрудников. Во всяком случае, начальник изолятора принял правила игры, и пока еще ни разу не нарушил их. Разве что мордовороты из конвоя порой позволяли себе лишнее, будто пытаясь самоутвердиться, но с ними Гоги запросто мог разобраться, даже не выходя из камеры. Просто пока следовало вести себя тихо и скромно, благо, вскоре все должно было измениться.
– У нас все готово, Гоги, – сообщил чуть успокоившийся Кваснов, не видевший причин не верить своему шефу. – Народ уже разогрет до предела, скоро закипит. Так что ждать по любому больше нельзя. Устроим такой маскарад, что на всю Европу прогремит. – Виктор хищно оскалился: – Мы еще о себе напомним, Гоги, дружище! Швецов пожалеет, что тронул нас!
– Выродок, – презрительно фыркнул Берквадзе. – Пришел на все готовое, начал командовать, будто сам создавал все это. Да он хоть представляет, каково это, основать собственную фирму? Думает, он один успел пороху понюхать? Я не меньше этого полкана под пули ходил, пока с "братвой" всякие непонятки улаживал! Всяким козлам из налоговой пришлось несколько миллионов сунуть, чтобы успокоились.
Кто сказал, что для мести своим врагам необходима свобода? Конечно, в большинстве случаев так оно и было, но то, что справедливо для обычного "урки", фантазия которого не простирается дальше подброшенной в окно недруга ручной гранаты или выстрела в упор в темной подворотне из ржавого обреза, отменялось для действительно влиятельных и сильных людей. И Гоги Берквадзе был одним из самых влиятельных, а потому его месть не могли остановить ни тюремные стены, ни злая охрана, ни даже приговор суда.
– Ну, скажи, почему у нас в России всегда так – стоит кому-то приподняться, сразу появляется целая стая шакалов, считающих, что ты им должен по жизни? – с грустью вздохнул Берквадзе, вдруг вновь яростно зарычав: – Чертов "сапог"! Ладно, Витя, действуй, – приказал так же внезапно остывший "зека", радостно ухмыляясь. – Пора показать, что мы еще живы. Я все равно не сдамся!
Берквадзе был сыном своего народа, горячим, порывистым, но, когда надо, он мог становиться и другим – холодным, терпеливым, нечеловечески расчетливым. Оказавшись в следственном изоляторе со статьей, по которой не стоило надеяться на амнистию или досрочное освобождение, он смог унять южную кровь, затаившись. На то, чтобы сплести сеть, в которую должен был угодить, ни много, ни мало, глава государства со своими соратниками, ушло немало времени. И то без помощи бывших своих коллег, не оставивших Гоги не то из уважения, не то из страха – он мог достать кого угодно и где угодно, и это было известно каждому – едва ли что-то могло бы получиться.
И все же терпение принесло свои результаты. Теперь Виктору Кваснову, чтобы породить лавину, оставалось сделать только один телефонный звонок. И он, едва только покинув следственный изолятор, вытащил из кармана плоскую коробочку мобильного телефона.
– Семен, – Виктор разговаривал на ходу, шагая к припаркованному напротив ворот СИЗО "Мерседесу", возле которого переминались, озираясь по сторонам, крепыши из личной охраны. – Семен, пора начинать. Как там остановка? Что, кипят? Вот и славно, – рассмеялся бывший главный аналитик "Нефтьпрома". – Значит, момент самый подходящий. Все, даю зеленый свет!
Кваснов забрался в салон роскошной иномарки, и телохранитель захлопнул дверцу, рысью кинувшись к громадному внедорожнику "Нисан". Водитель, ожидавший своего хозяина, обернулся, почтительно спросив:
– Виктор Антонович, куда едем?
– Давай в Раменское, Петя, – решил, коварно усмехнувшись, Кваснов. – Там сегодня должно быть интересно. И еще, настрой-ка радио на милицейскую волну. Думаю, самые свежие новости мы услышим как раз на этом канале.
"Мерседес" мягко снялся с места, вливаясь в поток машин, стальной змеем протянувшийся по улицам столицы. Кваснов не приказал включить "сирену", хотя мог бы сделать это, добравшись до цели в считанные минуты. Но сейчас ему некуда было спешить. Наоборот, Виктор не считал нужным вообще появляться на месте событий, привлекая к своей персоне лишнее внимание, но все же любопытство пересилило.