День последний

— Ни имени своего не скажу, ни откуда я, — резко ответил пленный. — Ежели вам деньги нужны, берите, что осталось: ваши негодяи здорово меня обобрали. И выкуп заплачу. Только отпустите скорей: я по делу еду.

— По какому делу? — заинтересовался Райко.

Пленный не ответил. Но Райка это не смутило.

— Не царский ли ты посол? Или, может, прямо со свадьбы едешь?

— С какой свадьбы? — глухо промолвил боярин.

— С какой! Понятно, с царской! Всему миру известно, что царь Иван-Александр женил в Одрине сына и теперь свадебный поезд едет через этот лес в Тырново. Чего прикидываешься?

— Я не царокий посол и на царской свадьбе тоже не был, — медленно произнес пленный, оглядев Райка, Сыбо, попрежнему молча сидевшего в стороне, и углежогов. — Вот и весь сказ!

— Едем, Райко, — прервал беседу Войхна. — Погляди: звезды уже бледнеют. Скоро рассвет, а до Момчила еще далеко.

Услыхав это имя, боярин, презрительно замолчавший, вдруг поднял голову и пристально посмотрел на одноглазого.

— Ребята, собираться! — скомандовал Райко, взмахнув рукой.

Разбойники побежали в разные стороны — снимать путы с коней. '

Вскоре они уже построились — конники, сидя на своих конях, а пешие — рядом с ними. Сыбо устроился на коне пленного боярина, а самому боярину пришлось, подавив досаду, сесть позади него. Наконец и Райко вскочил на своего вороного жеребца, который, радостно заржав, так и заплясал под седоком на своих тонких жилистых ногах.

— Будьте живы-здоровы! — на прощанье приветствовал Райко углежогов, ни разу, с тех пор как хусары привели пленного, не раскрывших рта.

Вид у них был испуганный. Юный пастух стоял все так же в сторонке, опершись на посох. Собака терлась о его ноги, рыча на разбойников.

— С богом, люди добрые! — в один голос ответили оба углежога.

— Царской челяди не бойтесь, — крикнул им Райко. — Она сюда носа не покажет. Да, Климент, — обернулся он к молчаливому парию, — ты так и не досказал нам о царе и об олене. Чем кончилось-то?

Подняв свои прекрасные синие глаза, паренек поглядел на него отсутствующим взглядом.

— Уехали они, — тихо ответил он. — И больше не показывались.

— Ну, прощай и ты, Климент!

— ^Будьте здоровы! Дай бог удачи! — промолвил парень.

— УДачи или погибели, кто его знает, — сказал Рай-ко. — Кому что суждено.

И махнул рукой. Углежоги молча поклонились. Собака залаяла вслед уходящим.

5. У ОБР А. ДА. В ЧУИ-ПЕТ ЛЕВЕ

Чуй-Петлево было расположено в горной долине, далеко от других сел и всяких дорог, в таком густом лесу, что только по пению петухов да по дыму из труб можно было догадаться о присутствии в этой местности людей. Когда-то, за много лет перед тем, по полям прошел мор и погубил великое множество народу. Чуйпетлевцы, спасаясь от злой напасти, пробрались сквозь лесную чащобу, сами расчистили себе поляну, вырубив деревья, построили на ней избы да общий хлев для скота и зажили на новом месте, всеми позабытые, но счастливые. Так как лес начинался прямо за воротами их крестьянских дворов, ограждая, словно крепостной стеною, селенье от внешнего' мира, чуйпетлевцам негде было ни хлеб сеять, ни скот пасти. Вся скотина у них передохла, кроме нескольких пар волов, которых они запрягали два-три раза в год в единственную имевшуюся на селе телегу, — чтобы привезти из дальних полевых сел необходимые для пропитания припасы. Женщины сами мололи прооо и рожь в каменных ручных мельницах, сами пекли хлеб в глиняных подницах 1 В лесу было пропасть грибов и лебеды, а дичь сама забегала прямо на крыльцо изб, днем привлекаемая стуком ручных мельниц, ночью — светом очагов. Мужчины ходили на медведя, на серн и кабанов с самодельными топорами и луками. Шкуры убитых медведей и серн бережно хранились в сухом месте; крестьяне выменивали на них просо или рожь, а иной раз соль, которая была редкостью и стоила очень дорого. Летом в Чуй-Петлеве жилось легко, хорошо, но зимой, среди высоких сугробов, когда даже сучья деревьев трескались от мороза, жизнь становилась трудной, мучительной. Иногда появлялась целая стая голодных волков ¹⁰