День рождения

И я решил пойти домой: как только кончилась тревога, даже страшные звери, спрятанные в моей комнате, перестали казаться опасными — все сразу представилось мне кротким, добреньким, уютным; я словно вернулся с дальней дороги, обнимал взглядом знакомые улицы, и дома, и лязгающие трамваи, а потом — будто разом поднялись шторы — яркое солнце залило весь мир, я даже пошатнулся, зажмурился, вслепую нащупал знакомую дверь, и знакомый замок, и знакомый ключ. Рывком распахнув дверь, я вошел и с нетерпением открыл глаза. В комнате никого не было. Только в углу валялось пять пустых прорванных мешков, а разодранная занавеска и опрокинутые цветочные горшки указали мне, что мои нежеланные гости ушли через окно.

И снова я очутился на улице. Из-за поворота как раз валила ликующая толпа, над которой трепыхался плакат: «ЛЬВАМ КОНЕЦ, КОНЕЦ ТРЕВОГЕ, БЕЗОПАСНЫ ВСЕ ДОРОГИ!» Я переждал, пока прошла наиболее густая часть толпы, и бездумно влился в нее.

Перевод Н. Аросевой.

ЗА́МОК НА КУРЬИХ НОЖКАХ

Письмо закапчивалось неотступной мольбой:

«…а посему поймите человека, посвятившего всю жизнь Матери Истории и, презрев земные утехи и радости, принявшего добровольное заточение в мрачных стенах замка «На курьих ножках», дабы делиться знаниями своими с юными мужами и девами и со случайными туристами, а также с адептами науки, что в немом изумлении являются в этот замок прислушаться к зову минувшего. В противном случае обстоятельства вынудят меня торжественно отречься от обязанности служить ярким лучом в паутинах прошлого, дабы уберечь от возможных и впредь злонамеренных толков как свою особу, так и — прежде всего — исторический объект неслыханной ценности, который с равной пользой служит и нашим трудящимся, и иностранным туристам. С выражением глубокого почтения письмо подписал

А. Ф. Юрига, «На курьих ножках».

Красивый каллиграфический почерк выдавал выпускника Коммерческого училища. Плавность начертания мало что говорила о возрасте и характере писавшего, однако все убеждало меня в том, что это человек почти пенсионного возраста, если уже не пенсионер, какой-нибудь высохший любитель старины, слоняющийся между запыленными шкафами и каждое утро с неотвратимостью рока заводящий часы-кукушку. На деле А. Ф. Юрига оказался вовсе не трясущимся старикашкой, хотя и был не первой молодости; да и внешность его отнюдь не говорила о том, чтобы весь его мир заключался внутри проволочной ограды маленького романтического замка.

— Так вы приехали! — молвил он, когда я подал ему его письмо. — Я очень рад, что вы приехали.

— Ваше письмо встревожило нас, — сказал я. — Кое-кто из моих коллег считает, правда, что вы нас разыгрываете, но мы все-таки решили вмешаться. Понимаете, наш долг — возвращать людям радости жизни.

— Да, — сказал кастелян замка «На курьих ножках», — ваше решение своевременно. Я знал, что могу вам довериться.

— Мне поручили разобраться в этом деле, — индифферентно заявил я.

— Полагаю, вы согласились на это потому, что верите мне.

— Не требуйте от меня немедленных заключений. Прежде всего я хотел бы снять пальто.

— Ах да, конечно. Вам надо раздеться.

Он повел меня через внутренний двор с высохшим, заросшим сорняками фонтаном в заднее крыло замка, затем по недлинному коридору, украшенному охотничьими трофеями.

— Вы должны рассказать мне все с самого начала, — сказал я, усевшись в кожаное кресло в его сумрачном кабинете.

— Кофе? — предложил Юрига, включая электроплитку.

— Да нет, спасибо.

— А вы выпейте. Я завариваю жидкий, как чай. После такой дальней дороги вы, верно, изрядно проголодались.

— В поезде был вагон-ресторан.

— Жаль, — сказал он, вынимая из ящика письменного стола две чашки. — А то у нас найдется что перекусить.

— Да вы не хлопочите. Провиантом я запасся! — И я показал на свой туго набитый портфель.

— Ну как в Братиславе? — вдруг спросил он.

— А что? Обыкновенно.

— Дождя нет?

— Нет.

— Жара поди страшная.

— Это есть.

Кастелян Юрига помолчал, как бы собирая силы для нового потока идиотских вопросов.

— Как ехали? Хорошо?

— У меня плацкартный билет.