Я посмотрел на учительницу, но она опустила глаза и теснее прижалась к инспектору. Тот обнял ее за талию, и оба медленно, осторожно, словно шагая по краю обрыва, покинули зал.
— А вы не идете? — обратился ко мне лесник, и глава у него сверкнули. — Лекция-то окончена.
— Да, — сказал я, — лекция кончена.
— Пойдемте, — сказал лесник.
— Надеюсь, я еще успею на автобус.
— Конечно. Непременно успеете.
— Вы не рассердитесь, если я не пойду сейчас с вами к вашему оленю?
— Мы все равно и вдвоем не подняли бы его.
— Вы правы. Вряд ли.
— Я знаю свои силы.
— Хорошо, когда человек знает свои силы.
— Иногда — нет. Иногда это очень плохо.
— Автобус останавливается у школы?
— У школы.
— Я никого не хотел обидеть. И сожалею, если кого-нибудь задел. Мне еще не приходилось бывать в роли следователя.
— А мне все равно, — сказал лесник, — Мне уже все безразлично.
— Ах так, — сказал я. — Понимаю.
— Она тут живет уже десять лет. Все думали, она так и останется старой девой.
— А потом явились вы.
— Я ходил к ней в кабинет только помогать. Между нами ничего не было. Что уж могло произойти среди этих облезлых чучел и бутылок со спиртом?
— Ее это как-то всю взволновало. Этот Помпелини, а потом стишок… — сказал я.
— Нет. Она этого хотела.
— Вы думаете?
— Она хотела этого, чтобы мог прийти он.
— А у него это серьезно?
— Меня она никогда больше не впустит в кабинет. Спрятала в нем свой волшебный портфель. И боится его. А впрочем, и это неправда: она хочет его бояться. Хочет бояться белых кроликов, которых, быть может, и нет на самом деле. И она знает то, чего не знает даже он: что сблизить их может только страх. И ей это удалось, он уже запутался в силках, теперь только затянуть, притянуть его. Видали вы когда-нибудь волка, попавшего в капкан одной лапой? Он еще может дергаться, может выть, укусить может — а что толку? Ну скажите, какой в том толк?
— Не знаю, — сказал я. — Тут трудно судить.
— И всему-то виной белые кролики. О господи, обыкновенные белые кролики!
Я спустился по дороге к школе. Автобуса еще не было; ночной ветерок раскачивал фонарь, бросавший полосы света на длинное школьное здание. В какой-то миг, когда полоса света легла на стену школы, мне показалось, будто из крайнего окна, где, несомненно, помещался кабинет, на меня пялятся сбившиеся в неразличимую кучку кроличьи морды. Но как я ни вглядывался, на месте окна уже снова было только черное пятно, сливавшееся с темнотой ночи. Где-то в конце села послышался рокот мотора, и рокот этот становился все явственнее.
ЗАМО́К