— Настал час расплаты, — надрывался Юрай Велюр. — Вот погодите! Я вам покажу, как обманывать честного человека и подсовывать ему негодные замки. Я вам покажу, как изготовлять замки, что в них ключи ломаются!
Вид разъяренного Юрая Велюра был столь внушителен, что никто не отваживался с ним заговорить, никто не переступил черту круга, который сразу же вокруг него образовался.
— Попадись мне в руки такой мастер по замкам, — сказал Юрай Велюр, — знаете, что я с ним сделаю?
— Уй! — взвизгнули старухи, а некоторые перекрестились.
— Разорву в клочья. Живого места не оставлю. А кости вам отдам, — махнул он рукой в сторону своры псов, которые радостно завиляли хвостами.
— Надо что-то предпринять, — прошептала интеллектуалка с третьего этажа. — Иначе попахивает убийством.
— А пускай, — хладнокровно сказал пенсионер. — В старые времена тоже без убийств не обходилось.
— Дверь, откройся, — ревел Юрай Велюр. Потом, взяв короткий разбег, пнул ее изо всей силы и сразу заскулил, схватившись за ногу. — Свиньи, из камня их, что ли, делают. Назло порядочному человеку. — И он в сердцах плюнул на дверь.
Зрители, которые постарше, стали приносить табуретки, дачные складные стульчики, разные ящички и поудобнее устраивались на лестнице.
— Еще взбесится, — сказала интеллектуалка. — Я читала о таких в энциклопедии. А потом будет нас всех терроризировать. Я здесь не останусь. У меня свои проблемы.
Но ее никто не слушал. Многодетная мать с восьмого этажа спокойно кормила грудью своего младшего отпрыска и прямо-таки пожирала глазами судорожные движения мужчины в берете. Несколько сорванцов спрятались в нише и обстреливали его из рогаток проволочными скобками. Но Юраю Велюру в пылу праведного гнева ни до чего не было дела, даже до причин, этот гнев вызвавших.
Вдруг, откуда ни возьмись, дворник. Зрители почтительно расступились и пропустили его прямо к Юраю Велюру. Интеллектуалка закатила глаза и лишилась чувств. А когда убедилась, что никто ее не отхаживает, в обиде ретировалась.
— Что здесь происходит? — сказал в гробовой тишине дворник.
— Пан бухгалтер сломал ключ, — отважилась наконец соседка.
— Всего-то, — сказал дворник. Минуту он колупал в замке спичкой, потом вытащил небольшой обломок. — Вот и все, — сказал он и пренебрежительно отвернулся от остолбеневшего Юрая Велюра.
— Вы… вы… — Он сделал шаг за ним, но дальше не хватило духу, только голос повысил: — Как вы дерзнули? Кто вас сюда звал? Да как вы смеете… Ковыряться в моих дверях… в моем замке… Я протестую. Вы слышите — протестую.
Но круг зрителей уже сомкнулся за спиной дворника, и вот Юрай Велюр снова стоит на площадке один и беспомощно, плаксиво повторяет:
— Я протестую, люди добрые, я протестую.
Лестница опустела, лишь остались на полу конфетные обертки да кучки собачьего помета. Еще раз его ударило в бок, куда-то под ребра, скобкой. На этот раз он почувствовал, дернулся, боязливо заслонил лицо руками, но обстрел прекратился — очевидно, и сорванцам затянувшееся представление уже наскучило, и они ускакали на соседние дворы. Как во сне спустился он по ступенькам. Прошел крадучись улицей и, оглянувшись, не наблюдает ли кто за ним, направился прямо в парикмахерскую.
— Покороче, — сказал он и, конфузясь, стянул с головы берет. — Пожалуйста, как можно короче, — а дальше уже внимал лишь благодатному лязгу ножниц, рубившему на фразы слова, которые всплывали в сознании откуда-то из атавистических глубин, — что тех, кого испекли, надо съесть, что надо насыпать им под ноги горох, сорвать с них пояс[2]
, но постепенно и эти фразы теряли смысл, по мере того как под взмахами ножниц падали на засаленный пол грязного заведения густые космы волос.ВОЗНЕСЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО НАПАДАЮЩЕГО
Внезапная тишина, грянувшая, как удар барабана, относилась к нему, но он не замечал этого. Медленными, усталыми шагами он шел по прокуренному залу мимо полутемных кабинок и чуть не столкнулся с официанткой.
— Пардон, барышня, — сказал он рассеянно, и его голос заглох в кричащих фиолетовых обоях, которые делали помещение еще более тесным и душным.
Тут он заметил нас и направился к нашему столу. На нем был голубой свитер и темные очки, которые в такое время и в этом помещении выглядели довольно фантастически, нереально.
— Рад вас видеть, — сказал он все так же рассеянно. — Можно к вам присесть?
Не дожидаясь ответа, он свалился и мягкое кресло и вытянул ноги.
— Вы пришли сказать мне спасибо? — спросил Петер.
Он окинул нас глубоко запавшими глазами.
— За что?
— Я не мог написать иначе, — сказал Петер. — Мое перо меня кормит, лицедействовать я не могу.
Я вытащил газету и расстелил ее на мраморном столике.
— Это еще ничего, — заметил я. — Можно было и хуже написать.
— Да, да, конечно. Разумеется, можно было.
Он заказал себе вишневый сок.
— А я-то собирался предложить вам коньяку, — сказал Петер.
Он покачал головой:
— Я за рулем.
— Напиши я, что игра у вас пошла, я лишился бы доверия. Понимаете? У меня своя репутация, и рисковать ею я не вправе.