Улыбаясь, он прислушивался к тому, как зашуршала за его спиной занавесь, как скрипнула рассохшаяся половица. И вдруг чей-то голос - уж точно не Буржуя - тихо и очень спокойно прозвучал за спиной:
- От покойничка слышу.
Этот голос, надменно-равнодушный, чуть цедящий слова, Толстый узнал бы из тысячи других. Он вскочил из кресла и резко развернулся лицом к говорившему.
Перед ним, ничуть не изменившийся - разве что чуть больше седины стало на висках, - стоял, поигрывая толстой лакированной тростью, Кудла. И глаза его цвета проточной воды смотрели на Толстого спокойно и чуть устало.
- Н-да... А парнишка-то шустрый! И нетерпеливый, ждать не любит. Они сейчас все такие. Да и правильно: время - деньги.
Мовенко расхаживал по своему кабинету, прихлебывал чай из стакана в подстаканнике, говорил жестко, цинично, зло. За майором единственным здоровым глазом следил Борихин и страдальчески морщился. Второй глаз у сыщика заплыл, бровь над ним прикрывала уродливая наклейка, а на скуле пылал кровоподтек.
- Что, беспокоит? - Мовенко наконец заметил на лице товарища болезненную гримасу. - Может, все-таки в госпиталь?
- Да нет, все нормально. Так, ребра ремнем стиснуло.
- А ты у нас примерный водитель! - криво усмехнулся Мовенко. Ремень безопасности пристегиваешь.
- Какой там... Я его на ходу еле застегнул.
- Это как же ты успел?
- Жить захочешь - успеешь!
Жить Борихину в те мгновения кошмарного сна наяву действительно очень хотелось. Может, неожиданно нахлынувшая жажда жизни и выручила его в тот момент. Ничем другим он не мог объяснить, как - при его-то водительском мастерстве! - умудрился вывернуть машину на поднимающуюся вверх улицу против плотного встречного движения влепить в столб уже теряющий скорость автомобиль без особых для себя последствий.
- Тоже верно... - согласился со словами Борихина майор и вернулся к прежней теме: - Этот твой молодой-ранний точно не знает, что ты у меня?
- Откуда? Я три квартала успел проехать. А потом еще без тормозов неизвестно сколько...
- Тогда давай так. Ты пока посиди у меня, а мы с ребятами возьмем его по-быстрому...
- Погоди ты. Еще разобраться во всем надо.
- Разобраться? Да тут любой стажер за пять минут разберется! Пока мы с тобой разговаривали, он сидел в машине, так?
- Ну так.
- Времени у него было предостаточно, так?
- Естественно.
- Естественно... - передразнил друга Мовенко. - А потом он наотрез отказался сесть в машину, собираясь якобы пройтись пешком чуть ли не на другой конец города. Тебе улик не хватает?
Борихин снова поморщился, но только, видимо, не боль в ребрах мучила его на этот раз. Он неохотно признал:
- В общем, конечно, складывается. Как говорится, все одно к одному.
- Вот именно. Одно к одному.
- Ну а его ночные приключения?
- Ты-то хоть мальчишку передо мной не изображай, ладно? - Майор начинал злиться уже по-настоящему. - Обычная шелуха для отвода глаз. И для отвода подозрений. Мол, ищите, дядечки, злобных киллеров в "командирских" часах, а я, хороший мальчик Вася, тут совершенно ни при чем: сам от них пострадамши. Не знаешь, что ли, как это делается?
Конечно, Борихин знал. Недаром ведь столько лет проходил в ментах! Но знал он и другое: как легко шьются дела теми, кому хочется и удобно их пришить. А улики против Василия слишком уж удобно выстраивались в обвинительный приговор. Хоть сейчас - в камеру. К тому же что-то не давало Борихину поверить, что его молодой помощник способен на подлость. Уж настолько-то в людях он разбирается!
Размышления Борихина майор принял за молчаливое согласие.
- Ладно, хватит предположения строить. Я вызываю группу, направился он к телефону.
- Погоди. Не надо группу, - Борихин прикрыл трубку ладонью. - Ты, кстати, даже не допустил, что тормоза могли испортить, пока Василий здесь, с нами, был.
Толстый медленно осел в кресло.
- Т-ты... - хрипло выдавил он из враз пересохшей глотки. В его глазах плескался ужас. Не сознательное опасение одного человека перед лицом другого, таящего угрозу, не подсознательный инстинктивный страх перед неведомой опасностью, а глубинный, почти мистический ужас, корни которого уходят в бог весть какие глубины и измерения. Сердце Толстого ухнуло и провалилось вниз, по хребту от копчика и до шеи словно кто-то провел холодными пальцами, во рту появился кислый привкус. Перед ним стояло привидение.
- Я. Здравствуй.
Голос Кудлы был до странности бесцветным и мертвенно-спокойным, но это был голос существа во плоти. И звуки его привели Толстого в себя. Перед ним стоял человек, едва не лишивший его жизни. Перед ним стоял человек убивший его друзей. Перед ним стоял враг.
- Сука... - горло Толстого опять перехватило, на эта раз - от слепой ярости.
Ноги гиганта сами по себе напружинились, тело приготовилось к броску, он приподнялся в кресле. Но Кудла, видимо, был к этому готов. Набалдашник его трости несильно, казалось бы, ткнулся в какую-то точку на теле Толстой и тот, бессильно обмякнув, снова рухнул в кресло.