Бабкина спальня изменилась меньше остального дома. Под влиянием новогодней поездки в санаторий бабка отреклась от старых юбок и кофт, заменив их на вполне современные свитера и брюки и даже – Ирка офигела, как увидела! – добавила к ним туфли на каблуке и пару неплохих сумочек. Но на защиту старого дубового шифоньера, трельяжа с мутным зеркалом и пружинной кровати с никелированными шариками на столбиках бабка встала намертво, будто у нее руку или ногу отрубить хотят. Танька тогда влезла с предложениями насчет ретро-интерьера: «лампы и винтажные обои от Лоры Эшли, такие, с золотистыми цветочными узорами под старину!» Лучше б она про Лору Эшли не говорила! Возбужденная перспективами бабка немедленно ринулась в фирменный магазинчик на центральном проспекте, заваленный образцами рисунков на шелке, вычурными лампами, сундучками и подушечками от знаменитой английской дизайнерши. И посмотрела… на цены. Вопль слышен был, наверное, до самого Лондона, после чего бабка гордо повернулась к магазинчику (а заодно и ко всей Британии в целом) спиной и отправилась на рынок. Перетрясла обойные ряды и выискала «навить краще». «Бо та англичанка за таки гроши, ще и золото экономит – цветочки ледве-ледве видно! А тут, дывысь, Яринка, вызолочено – аж светится, хоть лампочку по вечерам не включай!» Самое удивительное, что жутковатые в рулоне, на стене обои оказались даже и ничего, и в компании кружевных занавесок и шитых подушечек и впрямь превратили бабкину комнату в музейную инсталляцию «Мещанский быт конца XIX века».
– Ой, постелить же ей надо! – ахнула Ирка, входя в комнату.
– Стели, – невозмутимо согласился Айт, останавливаясь посреди комнаты с бабкой на руках.
– А тебе не… – начала Ирка, оборвала глупую фразу и кинулась расстилать простынь. В конце концов, если она – оборотень – однажды сумела улететь с медведем в лапах, то что дракону вес ее бабки?
– Клади, – скомандовала она. Айт уложил бабку на постель:
– Пока ты тут, я в ванную.
Ирка рассеянно кивнула и, подождав, пока за ним закроется дверь, принялась стаскивать с беспробудно спящей бабки свитер. Чуткий слух оборотня ловил шаги на лестнице – Айт спустился в ванную. Хлопок входной двери – Оксана со Стеллой наконец убрались.
– Ну и как я должна понимать эту сцену ревности? – сквозь стены и перегородки до нее все равно неплохо долетал Танькин голос.
– Какую еще… – неохотно пробурчал в ответ Богдан.
– Которую ты закатил Ирке. – В Танькином голосе была зима. И уже начинала подвывать вьюга.
– Ты меньше Оксану Тарасовну слушай…
– Да, у Оксаны Тарасовны есть удивительное свойство – моментально подмечать все, что другим неприятно. Например, как тебя перекашивает, когда появляется Айт. Мне только хотелось бы знать, почему?
– А чего он к Ирке лезет? – буркнул Богдан, кажется, даже не понимая, какую беду навлекает на свою голову.
– Ирка ему нравится. А он – ей. Тебе-то что за дело? – Танька старалась сдерживаться, но голос ее позванивал, обещая то ли истерику, то ли смертоубийство… то ли и то и другое разом.
– Какое-то земноводное, типа жаба с крыльями, разлетелось к моей Ирке, и мне не должно быть дела?
Ирка уронила бабкин свитер на пол. А вот кто-то сейчас получит! То, что в детсадике на соседних горшках сидели, не дает ему права называть ее «своей Иркой»!
– «Моей Иркой», значит? – повторила Танька. – Миленько и чудненько. Нет, ну просто прелестно. Обалдеть как. – Слышно было, как отодвинулся стул, Танька резко встала.
– Эй, ты что? – кажется, Богдан искренне удивился. – Ты сейчас сама ведешь себя, будто хочешь мне сцену ревности устроить!
– Нет, ну что ты, Богдан, какая там сцена ревности, – очень ласково заверила его Танька. – Я тебя убить хочу – и мысленно составы всяких зелий перебираю.
– Блин, за что?
– Совершенно ни за что. По склочности характера, – снова заверила его Танька и, судя по шагам, направилась к двери.
Немедленно затопотали шаги Богдана, у кухонной двери слышалась какая-то возня… и наконец задыхающимся голосом Богдан произнес:
– Все девчонки прибацанные! Ты что, решила, я к Ирке, типа… ну как к тебе? Ну типа как мы с тобой… кино там и вообще… – Богдан сбился, явно не зная, что сказать насчет «и вообще». – Не выдумывай, слышишь! Мы с тобой – это одно, Ирка – совсем другое! Нас трое, понимаешь? Мы во все дела, во все проблемы вместе лезли, и против нечисти, и против людей – с самого начала! Мы – вместе, втроем! А тут явился этот… С крыльями… Лишний он, понимаешь, Танька, лишний! Он Ирку с толку сбивает, он…
– Богдан, – перебила его Танька. – Ты идиот. – Голос ее звучал успокоенно – ведь главный ее страх не оправдался. И одновременно устало. – Скажи, пожалуйста, вот пока мы с тобой, которые «одно», завтра в кино пойдем, вдвоем, без Ирки, сама Ирка, которая «другое», что будет делать?
– Можем ее с собой взять!
– М-м-м? – вопросительно протянула Танька.
В кухне повисла пауза, кажется, Богдан что-то серьезно обдумывал.
– Да… – наконец заключил он. – При Ирке мы, конечно, не сможем… – он сбился, замялся и отважно объявил: – Но можно один раз и потерпеть!