День середины лета

Гильдмастер мягко отступил на шаг, в напряжении держа убийцу взглядом, уводя его за собою — подальше от беспомощных спутников. Лезвия выстрелили из перстней, мышцы напряглись для прыжка — он был готов прикончить врага одним стремительным ударом. Только бы подопечные под ногами не путались!..

Пес оскалился, резко рванул вперед…

И грузно растянулся на гальке.

Изящная Илл'ына ножка в сапоге с подкованным носочком ударила его под коленом, затем в лицо, и поднялась уже добавить в висок — но лапища сгребла ее за лодыжку. Обращенный потянул на себя со злобным рыком. Девушка вскрикнула, теряя сапог, да чудом не грохнувшись на спину, — и вдруг врезала вскочившему Псу ребром ладони по открытому горлу.

Тот захрипел и отшатнулся. Илан с воплем приложил его камнем по затылку — но Пес, лишь дернувшись, уже опять вставал, все столь же бешеный, смертельно-грозный… Два новых кинжала, на диво дорогих и ухоженных, сверкнули в его грязных, покрытых коростой руках.

Огнезор не дал ему возможности их использовать.

С глубокой раной в животе да с перерезанным горлом даже обращенные продолжать бой не могут…

На миг их троица застыла, переводя дыхание, не в силах отвести взгляды от уродливого зрелища чужой агонии.

— Дьяволы! — Илан взъерошил дрожащими руками волосы. — Говорил ты мне, наставник, никогда меч не оставлять… — он побежал к перепуганным лошадям, где столь легкомысленно бросил перевязь.

Илл'а вытащила из-под трупа свой сапог, судорожно, нервно принялась трясти одежду от репья и листьев.

Огнезор же медленно шагнул прочь. Он не доверял сейчас ни себе, ни своей хваленой выдержке. Все в нем бурлило яростью — и всеохватным, запоздалым ужасом.

Сойдя к воде, ожесточенно стал тереть он руки, смывая кровь, тщетно пытаясь успокоить сердце.

— Ты в порядке? — послышалось за спиною.

Илл'а подошла неслышно, ее голос был тревожным и сочувственным.

— Я В ПОРЯДКЕ? Я? — вскинулся Огнезор, развернувшись и схватив ее за плечи. — Никогда не смей больше вместо меня в драку лезть! — заорал, сполна давая выход бешенству и страху.

Илл'а дернулась, силясь вырваться. Пнула ногой, с трудом освободила руку — и залепила звонкую пощечину.

— А ты не смей больше под нож подставляться! — прокричала с ответной яростью. — Кому станет легче от того, что ты сдохнешь? Илану?.. — она держала кисть на весу, болезненно кривясь, почти готовая расплакаться.

Удар мгновенно отрезвил Огнезора.

— Безопасность — моя прямая обязанность, — буркнул он, и потянул ее к себе за локоть. — Я воин, а ты — нет. Так что, будь добра, не суйся под руку…

Илл'а засопела, прикусив язык — возразить на это ей было нечего.

— Покажи, — мужчина бережно ощупал ее руку. — Сустав выбит, мышцу потянула… Хорошо, хоть не сломала ничего… Кто же без подготовки в драку лезет?

— Но, признай, ведь хорош был удар! — не к месту встрял Илан, взирая на храмовую девочку с искренним восторгом. — Красивый, правильный… будто твоей собственной школы!..

— Может и правильный, — подарил ему Огнезор мрачный взгляд. — Но для такого удара выучка нужна. Тело тренированное, а не субтильные девичьи прелести… Ногу покажи! — приказал он девушке. — Я же вижу: хромаешь!..

Он лечил ее — и потихоньку вычитывал. Она же почему-то улыбалась…

— Эй, а покойничка нашего смотреть не будете? — наконец, не вытерпел кружащий над ними Илан. — Может, хоть поймем, откуда он взялся?.. Как ты его заметила, Илл'а?

— Не заметила, скорее — почуяла… — задумалась девушка. — Они вообще отличаются: вроде человек — и не человек в то же время.

— Я не почуял… — нахмурился Гильдмастер.

— Ты далеко был, когда он появился.

— Может быть…

— А вы его ножички видели? — Илан плохо разбирался в делах одаренных, зато с детства был привычен к оружию. — Сам — оборванец, мужичье-мужичьем! А кинжалы знатные, видно, что берег и лелеял!

— Не такое уж мужичье, — хмуро заметил Огнезор. — Вон как с обеих рук ножи метал! Охотник или воин — не крестьянин… Впрочем, неважно. Клинки и вправду приметные…

Он наклонился, подобрал один — тот, что успел уже отведать его крови. Внимательно вгляделся, повертел на солнце… Надо же!

В полуденных ярких лучах кромка лезвия казалась позолоченной. А коли присмотреться — в глаза бросалось многоцветье переливов…

Не поскупились их враги на дорогую (да что там — бесценную!) диковинку!..

— Интере-е-есный! — потянул Илан к их трофею руку.

Словно безмозглый младенец, ей-богу!

— Не тронь! — рявкнул Огнезор на воспитанника. — Видишь, радугой сверкает на солнце? — он вытянул руку, держа кинжал от любопытного мальчишки подальше.

— И что?

— Золотой яд.

— Ого! — юноша уважительно присвистнул. — Это ж верная смерть! И дьявольски дорогая, к тому же!.. Вот, Илл'а, гляди, как нас ценят!..

Но девушка его будто и не слышала.

Что-то страшное вдруг случилось с нею. Боль и серая пустота перекрыли дыхание…

Огнезор попытался поймать ее взгляд — встревожено и безуспешно.

Тот устремлен был вниз — и цеплялся за черно-красную каплю, медленно, нехотя просочившуюся сквозь собственные его пальцы. Пальцы, которыми так ловко перехватил он за лезвие злополучный отравленный кинжал…

Золотой яд. Верная смерть.