День середины лета

Столь легкомысленные слова его воспитанника…

— Ты… уверен? — хрипло выдавила девушка.

— Конечно! — безмятежно похвалился Илан. — Нам ли не знать… — посмотрел с привычной усмешечкой.

Но осекся, лишь теперь разглядев, КАКИМ стало Илл'ыно лицо.

— Эй, ты чего?..

— Я в свое время чудом выкарабкался, — перебил Огнезор, прошив юношу убийственным взглядом. — Зато теперь этой диковинки не боюсь. Чего о вас двоих сказать не могу, так что не лезьте…

— Правда? — шепот Илл'ы прозвучал жалобно и слабо. Она едва сумела разлепить губы.

— Правда, — поймал, наконец, мужчина ее взгляд. — Со мною все хорошо, видишь? — добавил тихо, только для нее, зная, что именно ЭТИ слова ей так необходимы.

— Я рада, — выдохнула девушка едва слышно, всматриваясь ему в лицо с беззащитной откровенностью и беспокойством. — Вокруг тебя слишком много подобных историй…

— Ремесло обязывает… — хмыкнул Гильдмастер.

Но в подробности вдаваться, конечно же, не стал.

Хотя сам и вспоминал ту историю слишком часто…

Помнил, как безумно злясь, рыскал одним хмурым днем пять лет назад по улицам Небесного города — проверял все пристанища, что облюбовала для себя Слава. Ему донесли о шпионе среди личных учеников, нужно было всех испытать — и только ей одной мог он в этом довериться. Но когда Слава развлекалась — она обычно не хотела быть найденной…

А потому лишь три часа спустя барабанил мужчина в дверь солидного трактира у самой пристани, чуя, наконец, свою пропажу за его стенами.

Было утро, слишком раннее для любого дела. Хозяин сонно пыхтел и ругался, отпирая засовы, но Огнезора он знал (пусть и не как главу Гильдии), а потому старался проявлять расторопность.

— Тот же номер? — переступив порог, первым делом спросил Гильдмастер трактирщика. И, не дождавшись запоздалого кивка, размашисто зашагал наверх по крутым ступеням.

— Слава, есть дело! — без стука толкнул знакомую дверь, что, кажется, никогда не запиралась.

Впрочем, хозяйку было не застать врасплох. Еще с улицы она гостя почуяла — и теперь, сверкая розовыми сосками да белоснежной бархатистой кожей, гибко и неторопливо натягивала на себя узкую, по-мужски скроенную рубаху.

— Дай мне пару минут, — протянула с хрипотцой, многозначительно стрельнув черными глазами на смятый ворох одеял на постели.

Белобрысый, тонкокостный юнец нервно вынырнул оттуда, зябко повел изящными, детскими еще, плечиками, заморгал, хмуро и растерянно, голубыми глазами. Чем-то неуловимо напоминал он самого Огнезора — в далекой-далекой юности, даже отрочестве — и Гильдмастер не преминул отметить это понимающе-саркастичной ухмылкой.

Все Славины любовники, так или иначе, походили на него. И с каждым годом становились все моложе да наивней.

— Что происходит, моя леди? — возмущением вспыхнул мальчишка. — Кто этот человек?

— Темные боги, Слава! — услышав ломкий голосок, не смог удержаться Огнезор от колкости. — Его маменька хотя бы знает, где он? Неужто, среди господ, достигших полнолетия, мои двойники закончились?..

— Не нашлось никого достойного, — равнодушно повела точеным плечом черноглазая, на несчастного своего любовника даже не взглянув.

Потому-то и не заметила она хищной ухмылки на устах мальчишки да предвкушающего блеска в голубом невинном взоре. И неожиданностью стал резкий бросок юнца, из благородного сынка вмиг обратившегося почуявшим кровь волчонком… Даже Огнезор успел лишь обернуться на шелест, подставив крохотному метательному дротику плечо вместо открытой шеи…

Ровно на миг торжеством загорелось юное лицо белобрысого — а потом глаза его закатились, судорога свела посиневшее горло, черная кровь вспенилась в уголке рта. Мальчишка умер мгновенно, не дав разъяренной Славе времени даже вытащить свой любимый стилет.

А Огнезор почти успел вспомнить название отравы, которой умертвил себя юный Славин любовник… Почти успел удивиться, озадачившись его мотивами… А затем радужная пелена застлала ему взор, ломкими стали колени — и мир разлетелся безумием цветов да звуков.

На проклятом дротике, задевшим Гильдмастерово плечо, был редчайший золотой яд — единственный, против которого бессильны даже сильнейшие целители.

Подвело Огнезора в тот раз собственное высокомерие. Самоуверенность, переходящая в привычку не замечать всех прочих, мня их ничтожными… Кто-то слишком хорошо изучил и его, и Славу. Кто-то долго и тщательно готовился.

И величайшим чудом стало то, что мастер выжил.

Хотя… теперь-то он знал, отчего и как это случилось. Хитроумная, сумасшедшая Мила так кстати отыскала древний способ исцеления смертельно больных: нерушимая связь с сильным и здоровым одаренным могла вырвать даже с того света! И маленькая храмовая девочка, сама того не ведая, принесена была в жертву… Отдав свое тело душе давно умершей женщины, поделившись своей жизнью с умирающим от яда мужчиной, она осталась лишь тенью себя изначальной — и тень эта незаметно слабела с каждым годом.