День середины лета

И, кажется, как раз вовремя! Шелест голосов, вызванный речью лорда Амареша, начал постепенно сходить на нет. А причиной тому был, без сомнения, благообразный щуплый старичок в расшитой каменьями зеленой хламиде — почтенный храмовый настоятель, отец Гутор собственной персоной. Старичок распрямился над алтарем, одинаково возвышаясь теперь и над толпой, и над белым ликом покойного безумца. Обвел взглядом огромный зал, призывая к тишине и вниманию

— Сегодня день скорби, — начал свою речь, роняя слова негромко и без пафоса, но так, что эхо разлетелось с неожиданной силой, заставив заскучавший было люд поднять глаза да выпрямить спины.

— ДЕНЬ СКОРБИ, — повторил с нажимом, принудив утихнуть тех, кто до сих пор шептался, шелестел да всхлипывал. — ДЕНЬ СКОРБИ — НО И ДЕНЬ ПРОЩЕНИЯ, — произнес уже в совершенной тишине благоговейно внимающего ему зала. — Святой человек и великий правитель покинул нас, отправившись к своим предкам, как сплетено было ему Небесными Сестрами. И все мы, каждый из нас, скорбим по нему — но и радуемся. Ведь сами Богини сейчас приветствуют его, принимая, очищая и прощая…

Долго и красочно говорил отец Гутор о лежащем перед ним царственном покойнике: о немощи его тела, о страданиях на благо Империи; о том, как день ото дня превозмогал Его Божественность физическую боль и желание смерти ради долга правителя; о том, что сделано было в годы его царствования, как поднялись города и селения, укрепились гарнизоны, безопасными стали тракты… Не было лжи в его словах, но так поразительно искривлялась правда, что и сам Гильдмастер, не знай он всего, мог бы уверовать в величие мертвого безумца…

Поистине, главный настоятель не зря слыл прекрасным оратором!

— Учись, Слава! — насмешливо шепнул Огнезор своей спутнице. И почти уж собрался добавить еще что-то столь же едкое, но затих в удивлении, почуяв вдруг в речах святого отца нежданный и опасный поворот.

— С давних времен в скорбные дни, подобные нынешнему, принято дарить прощение грешникам, — во всеобщем молчании продолжал обжигать словами старик. — Даже смертник может сыскать сегодня людскую милость, ибо не нам, людям, упорствовать в осуждении, коль уж сами Богини в сей день прощают. Мы знаем, что лишь Светлые Сестры истинно всемогущи — ведь всякому из рожденных в этом мире дают Они дух и тело, направляют и выплетают судьбу. Ремесленники и воины, крестьяне и лорды равно идут их путями, равно могут искать их снисхождения. Праведным жрицам и головорезам с тракта, преступникам и судьям одинаково рады в стенах Храма… — его голос притих ненадолго, мягко ложась собравшимся на плечи, обнимая и убеждая, увещевая ласково, с отеческой любовью и скорбью… Чтобы взвиться затем к сводам Зала, загреметь с почти гневным возмущением. — Всем рады в своем доме Богини! ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ МЫ, МОЛЯЩИЕСЯ ИМ, ОТКАЗЫВАЕМ НЕКОТОРЫМ В ЭТОЙ МИЛОСТИ?! ПОЧЕМУ ГОНИМ ПРОЧЬ ТЕХ, КТО ИДЕТ В ТЕНИ, ПОВИНУЯСЬ ДОЛГУ?! Разве не Богини плетут их судьбы, так же, как и прочим людям? Разве не по воле Светлых избраны они палачами — теми, кто несет печать проклятия за нас всех? Вершит грех, страшный, но необходимый, позволяя нам, всем прочим, оставаться перед Небом праведными?.. Воин, совершивший смертоубийство на поле брани за свой род и свою землю, может к алтарю прийти и покаяться — и нет нужды ему скрываться от соседей, не станет он отверженным изгоем, не смешают его имя с проклятиями… Но кто же суть ОНИ, идущие в тени, скрывающие лицо маской, как не воины, в крови и насмерть стоящие за Империю?! За нас с вами, за наш покой и благоденствие?.. Я верю, что Богини справедливы! Я верю, что Богини милостивы! Они примут и простят каждого, кто попросит от всей души, кто будет искренним. Идущего в тени они тоже примут… Так какое право имеем мы — смертные и сами небезгрешные — судить, не допуская к Храму?! Не высшее ли это лицемерие — проклинать от имени Богинь, зная, что Они простили бы?.. Мы не хотим в подобный миг лицемерить! И сегодня, в день смирения и скорби — но также в день прощения и понимания, Пресветлый Храм Исцеления, служащий Богиням-сестрам, СНИМАЕТ РАЗ И НАВСЕГДА ПРОКЛЯТИЕ С ТЕХ, КТО ЗОВЕТ СЕБЯ ТЕМНЫМИ МАСТЕРАМИ! Отныне дозволено им ступать в святые стены, ища, подобно всем прочим, лечения, сострадания и прощения. Дозволено молиться у алтарей, носить божественные амулеты, читать святые книги и совершать священные обряды. Молва же о том, что идущие в тени суть порождения дьяволов, признается с сего дня ересью! Ересью непозволительной и опасной для всякого! Да будет отныне так!

Гулкое, пораженное молчание стало ему ответом. Никто не ожидал ТАКОГО от отца-настоятеля. Никто пока еще не верил до конца, что услышал то, что услышал…

Истерический смешок вдруг вырвался из собравшейся толпы — и этот тихий звук вмиг разорвал обманчивую тишину на части. Все заговорили в одночасье. Гомон, возмущение, вскрики, удивление слились под сводами Храма в возбужденную, тревожную многоголосицу — и даже о несчастном покойном сейчас позабыли накрепко.