День Суркова

— Ну, хорошо, хорошо. Позвольте вас подвезти.

Сурков демонстративно открыл переднюю дверь, приглашая Эльзу сесть.

— Здравствуйте, — сказала Эльза, уловив мысль Суркова. — Меня зовут Эльза, а вас?

Женщина-водитель собралась, было, обидеться, что ей подсунули для разговора безобразную Эльзу, но, зацепившись языком за собеседницу, провалилась в женскую болтовню. Сурков краем уха улавливал, как дамы обсуждали житейские проблемы, но потихоньку был сморён налетевшим обеденным сном. Напряжение последних дней дало о себе знать, и Суркову снился математический кошмар: он складывал цифры, подбивал индексы и проводил камеральные расчёты, но, как и положено, в кошмаре что-то не складывалось, и Сурков вновь приступал к пересчёту. Проснулся он от головной боли, но вызванной не кошмаром, а прямым воздействием переднего сидения, которое больно ударило в верхнюю часть туловища.

— Куда же ты прёшь, скотина? — кричала женщина за рулём. — Здесь сороковник висит в самом начале улицы.

— Сама дура, — приветствовал даму нарушитель.

— Что случилось? — спросил Сурков.

— Да этот… козел, — сделала характерный жест женщина, — подрезал.

Только теперь Сурков заметил острую складку металла на капоте машины.

— Это надолго? — спросил он Эльзу.

— Скорее всего, да.

— Я пройдусь, — Сурков выбрался на проезжую часть и наклонился к окну. — Эльза, дай закурить.

Эльза протянула новую купюру достоинством в пятьдесят рублей, такую новую, что казалось, будто её только что отпечатали.

— О. Да ты богатенький Буратино, — сказал Сурков.

— Я богатенькая Мальвина, а Буратино — это ты, а с Пьеро тебя знакомить не надо.

Сурков задумчиво сунул полтинник в карман и побрёл вдоль улицы, рассуждая, что на «Мальвину» Эльза не похожа, он — на Буратино, а Людмирский, конечно, нытик, но пока ещё стихи не пишет.

Он вошёл в ближайший гастроном и, протянув деньги, ткнул пальцем в витрину.

— Дайте мельче, — раздался колючий голос из окошка.

— Хм, — изумился Сурков. — Да мельче не бывает.

— У меня тоже сдачи нет.

— Ну, давайте две пачки.

— Ещё десять рублей.

— Не-е-е-ту, — растянул Сурков.

— И у меня нет.

— Ну, давайте что-нибудь, — начал терять терпение Сурков.

В окошке появилась полосатая пачка сигарет и розовый прямоугольник бумаги с голубой окантовкой. Почему-то Сурков не узнал его сразу и несколько раз посмотрел на просвет билет «Национальной лотереи».

— Это мне? — возмутился Сурков.

В этот момент кто-то из прохожих похлопал его по плечу.

— Молодец, Сурков, так держать.

Сурков оторопело оглянулся. Он уже стал привыкать, что люди на улице сначала улыбались, потом здоровались, а вот теперь даже стали его похлопывать.

— Но я… — возразил, было, Сурков.

Возражать было поздно, никто не собирался с ним спорить, и, сунув в карман билет, Сурков пошёл домой. Он долго звонил, стучал и даже успел побарабанить в дверь ногой, но чуть позже вспомнил о ключе и отпер дверь. Людмирский стоял в прихожей, прислонившись спиной к стене, и старался дышать тише.

— Кого мы боимся? — спросил Сурков.

— Кредиторов, — шёпотом ответил Людмирский.

«Наверное, Эльза в чём-то права», — подумал Сурков. Но Людмирский не стал ныть, он только сполз вдоль стены и, как показалось Суркову, совсем перестал дышать.

— Все нормально, Лёшка, все о'кей, — как можно бодрее сказал Сурков. — Сейчас будет тебе последнее задание.

Сурков извлёк из кармана лотерейку и, найдя в смокинге «Паркер» для кредитных договоров, заполнил билет и протянул его Людмирскому.

— На, Лёшка, отправь.

Людмирский посмотрел на бланк «Национальной лотереи» и ему стало плохо.

— Все хорошо, Лёшка, это верняк. А талончик спрячь от Эльзы и не говори ей ничего.

Последнее указание подействовало на Людмирского ободряюще. Он все ещё нехотя поднялся и, скомкав билет, вышел.

Прошло почти двадцать минут, когда в дверь настойчиво позвонили.

«Вот и кредиторы», — подумал Сурков. Он не спеша завязал бабочку, надел смокинг, внимательно осмотрел себя в зеркало и отворил дверь. На пороге стояла озабоченного вида Эльза, все в том же костюме, в котором, на сей раз, угадывались не то следы борьбы, не то чрезмерной спешки.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — констатировал Сурков.

— Странно, — сказала Эльза, отстраняя Суркова.

Она осмотрела кухню, затем комнату и даже заглянула под кровать.

— Ты любовницу ищешь? — спросил Сурков.

— Людмирского.

— Так это не одно и то же.

Эльза лихо извлекла «Макаров» и направила его в грудь Суркова.

— Что здесь было?

— Ничего, — ответил Сурков, демонстративно поднимая руки.

На губах Эльзы мелькнула растерянная улыбка.

— Ты обыграл меня, Сурков.

— О чём ты?

— О чём я?

Эльза сделала жест, словно пригладила волосы, и в её руках послушно осталась каштановая шевелюра.

— О чём я?

Она двумя пальцами сложила складку на своей щеке и надавила так сильно, что кожа лопнула, расползаясь от уха. Эльза отделила полоску розовой ткани, обнажая под ней молодую кожу, другое лицо, которое уже не хотелось называть Эльзой.

— С меня хватит, — сказал Сурков, — пока ты не разбросала по комнате свои протезы, может, объяснишь?

— Нет, — сказало создание, которое ещё недавно называлось Эльзой.