— Тарелка эта уравновешена различными предметами: деньгами, здоровьем, жизненным опытом, тщеславием, добротой, скромностью и кучей других вещей. Все они имеют разный вес и находятся на различном удалении от центра.
— А бывает так, что она падает?
— Бывает. Это у вас и называется нервный срыв. А ещё говорят: «вошёл в штопор».
— Или спился?
— Бывает и такое. Тебе это тоже не грозит.
— Почему?
— Потому что у тебя эта самая тарелочка хорошо подогнана. Не нужны тебе деньги, и пить тебе ни к чему.
— Ну, это я могу поспорить. К тому же, если моя тарелочка, как ты говоришь, подогнана, совсем не означает, что на ней не найдётся места ближе к центру.
— Найдётся, и я не говорю, что при определённых обстоятельствах ты не смог бы разбогатеть. Однако богатство, оно, как девица, капризно и разборчиво. Есть люди, которые ему нравятся, к другим оно холодно и равнодушно. Но дело не в личных пристрастиях. Чтобы понравиться богатству, нужен изъян, недостающая часть.
— Чего?
— Богатства. Чтобы заработать, тарелочка должна быть с креном, и чем сильнее крен, тем быстрее деньги её уравновесят.
— А что и такое бывает?
— Редко, но бывает. Есть люди, которым деньги приносят душевный покой, но чаще они их убивают.
— Почему?
— Принцип маятника. Неаккуратно брошенная на край монета начинает шатать систему. Человек не понимает, чего он хочет и разоряется или заболевает. Чаще всего он заработать не успевает, деньги так влекут, и их хочется так быстро, что душа сваливается, а уж когда она наберёт скорость… В общем, на нижние уровни.
— Печальную перспективу ты нарисовала. Однако я вот что не понял, деньги — это добро или зло?
— Ни то, ни другое. Деньги — это средство расчётов, чем они по своей сути и являются.
— Объясни.
— Твоя душа состоит из определённого количества амбиций, наглости, скромности и денег.
— Во как?
— А ты как хотел? В материальном мире все через зад. Вот, к примеру, ты хочешь любви, но надеяться на неё не приходится, потому что страшный очень, характер скверный, подловат к тому же, а за деньги ты можешь себе это позволить.
— Но ведь это будет не настоящая любовь.
— Настоящая, Игорь, настоящая.
Сурков задумался, пытаясь вспомнить случай из собственной жизни.
— Что не получается? Тогда я тебе напомню. К вам в вычислительный центр приезжали иностранцы. Помнишь Норму Джеккинс? Высокая такая, с роскошными волосами.
— Что-то припоминаю.
— Ты ей диск на память подарил.
Сурков взмахнул ладонью:
— Разумеется, пятидюймовик красный.
— Вспоминай, вспоминай.
Сурков давно забыл Норму Джеккинс, красивого, невероятно высокого профессора в совершенно не советской мини-юбке. Она была в центре трижды, и к концу второго визита Сурков решил, что сделает ей маленький подарок. Он записал на самой дорогой «БАСовской» дискете свой компилятор и протянул диск, объяснив на ломаном немецком, что это его личная работа.
— О кей, — сказала Норма.
Ни спасибо, ни до свидания, только две буквы, объединённые в слово. Но как Сурков был тогда счастлив, и самое удивительное, он не знал, почему.
— Потому, что ты полюбил её за её деньги.
— Что ты? — возмутился Сурков.
— Подумай и ответь честно: Норма была очень красивой женщиной?
— Да, — Сурков кивнул головой.
— А Света Семёнова из отдела кадров?
— Ну… — протянул Сурков.
— Так почему же ты ей не дарил дискет?
— Она в этом ничего не понимает.
— Так подарил бы цветы.
— Но ведь она была замужем.
— А Норма?
— Не знаю.
— Тогда, какая разница — замужем Света или нет? Ведь ты делаешь подарки всем красивым женщинам.
— Да нет же. Я ничего не хотел от неё ни тогда, ни позже.
— Так почему же ты так хотел влезть в её жизнь?
— Так уж и влезть?
— Скажи, как это ещё называется? Посторонний человек делает тебе подарок, разве не для того, чтобы о нём помнили?
— Хорошо, — согласился Сурков. — Мне было дорого её внимание.
— А было бы тебе дорого её внимание, не окажись она иностранным профессором?
— Не знаю.
— Я уже стала забывать, какой ты упрямый.
— Ах, я ещё и упрямый?
— Если скажешь «да», я переменю своё мнение.
— Конечно, нет.
— Будешь меня слушать, или дальше поговорим о твоей исключительности?
— Буду слушать.
— Ты не мог разбогатеть, потому что твоя душа была в равновесии. Для того чтобы притянуть деньги, необходим дефицит или избыток.
— Чего дефицит, чего избыток?
— Чего угодно, всего, что компенсирует деньги. Например, самомнения. Есть души с избыточным самомнением, их кренит в сторону, чтобы не упасть, они богатеют. А есть души с маленькой совестью, им тоже не помешает пара сотен для баланса.
— А если у человека совести много?
— Совесть, Игорь, как печёнка, имеет свои размеры, и быть больше, чем положено может, но ненамного и ненадолго.
— Что же с душой происходит?
— Да ничего хорошего. Совестливый человек притягивает болезни, мучается, других изводит, а заканчивает инсультом.
— А зависть?
— Разновидность совести.
— А жадность?
— Запущенная зависть.
— А скромность.
— Уравновешенная гордость.
— А ревность?
— Больное самомнение.
— А глупость?
— Глупость к душе отношения не имеет.
— Выходит, богатые люди — это жадные, ленивые уроды?
— Только не ленивые.
— Прекрасно, — всплеснул руками Сурков.