День свершений

Встретились мы снова в автобусе и опять в час пик. И, разумеется, он сидел, а я висела над ним, прижимая к груди две пары валенок с галошами — для себя и для сына. Сетку с лимонами и восточными сладостями я пристроила у ног.

Я сразу узнала его, но делала вид, что не узнаю.

Да, был такой человек, был скандал, был и прошел — и знать больше я не хочу этого гада. Однако он дернул за валенок и спросил:

— Далеко собралась?

И я ответила:

— В Сибирь.

— Не слабо… — он сделал сочувствующую физиономию и добавил — Так далеко ты у меня первая едешь… Ты вообще у меня такая первая…

Что-то в его последних словах проскользнуло искреннее, располагающее к сочувствию. Но я почему-то не расположилась. Уж очень противная у него была морда: сытая, злобная. Да к тому же валенки искололи меня своими ворсинками через тонкое платье — и это тоже раздражало. И ко всему я понимала, что встреча наша не случайна, что это он ее устроил.

— Да, чего сказать-то хотел… — продолжил он, глядя на меня снизу вверх, — проклятие могу с тебя снять.

Я чуть валенки не выронила от изумления:

— Больно надо!.. — воскликнула я. — Мне и так хорошо.

— Хорошо?.. — и глаза его полыхнули желтым пламенем, а зрачки стали прямоугольными. — Это тебе-то хорошо?! Да тебя же отовсюду турнули, ты же все, что имела, потеряла!..

— То, что я имела, потерять не жалко, — сказала я, горько улыбнувшись этой правде.

Он смотрел на меня со страхом.

— Ну вот что! Мне нужно твое согласие, чтобы проклятие снять. И ты его дашь! — желтый огонь его ненависти обжигал меня.

— Я же сказала: мне оно не мешает.

— Зато мне мешает! — закричал он на весь автобус, нисколько не смущаясь тем, что на нас смотрят. — Ты мне надоела! И сопляк твой надоел! И чего привязался: ноет, ноет ночами, спать не дает!.. Дождется — я ему врежу! Мои эти, сенсы-то, посильнее будут!..

Вот это да! Гость-то мой ночной!.. Надо же, молодец. Бьется за меня. Знает заранее, что проиграет, а бьется. На душе стало хорошо. И я весело пошла в атаку:

— Слушай меня внимательно. Я уже давным-давно все поняла. Не надоела я тебе — ты меня боишься. Ты уже тогда на поле, когда эффектно так заявился, чтобы полюбоваться на свое проклятие в действии, ты уже тогда испугался. А ведь я тебе нечаянно подмигнула. Но ты же не знал, что нечаянно. Ничего не понял и испугался. Каждый из нас боится того, чего не понимает…

Он натужно заржал. Но я проигнорировала его ржание:

— Да, да! Испугался, — я еще раз окинула его взглядом: — И вообще, чего я тут с тобой объясняюсь? Надоело объяснять — все равно не поймешь. Только и способен что сидеть тут развалясь. А ну, встань! Уступи место женщине. Совсем уроков не помнишь. Видали, дьявол нашелся! Хам ты средней руки, а не дьявол!..

Ох как же он разозлился! Вскочил, нацелил в меня свои прямоугольные зрачки и рот раскрыл уже, чтобы очередное проклятие выкрикнуть, но посмотрел на меня и осекся… Бессильная злоба и растерянность появились в его взгляде.

— Ну вот, встал, а теперь скажи: «Садитесь, пожалуйста». И я сяду, — сказала я, уже откровенно издеваясь.

Я слышала немало разглагольствований о том, что, мол, зло изобретательно. Но последующие поступки данного представителя сил зла сильно подорвали мою веру в это утверждение.

Пропуская меня на свое место, гад наступил на сетку с лимонами, после чего изо всей силы отдавил ногу мне и, так как грудь моя была защищена валенками, ткнул меня — ненамеренно! — локтем в бок!

И тут я рассмеялась. Смотрела на него и смеялась. Так легко и прекрасно я не смеялась, кажется, никогда еще в своей жизни…

Андрей Зинчук

Человек играющий

Мы живем в мире игры, в мире условности. Условна наша культура — литература, живопись, музыка… Условна наша внешность — она подчиняется законам такой условной вещи, как мода. Условны склонности и привычки. Даже мораль наша, к сожалению, также во многом условна. Часто до такой степени, что вслед за Шекспиром, которому мир, как известно, представлялся театром, а люди — актерами, человека следовало бы назвать не «хомо сапиенс», а как-нибудь иначе — «хомо луденс» например, «человек играющий».

Мир безусловных, или истинных, знаний «человека играющего» значительно меньше… Очищенный от художественных вымыслов, сплетен, неправд, он лишь крохотный островок в безбрежном океане непознанного.

Но представления о жизни даже самого заурядного «человек играющего» не исчерпываются познанием только материального, предметного мира, который изо дня в день он наблюдает вокруг себя. Представления о жизни состоят, как минимум, из двух частей: из опыта познания внешнего мира и наблюдений мира внутреннего, духовного, в котором борются друг с другом образы прошлого и настоящего, мечты о будущем и нечто, напоминающее ночные кошмары, — гейзеры из подсознательного.

Великолепная игра, или условность, называющая себя фантастикой, умеет оперировать обоими мирами человека, внешним и внутренним, умеет раскрывать их во взаимосвязи и примирении друг с другом, что, на мой взгляд, и есть жизнь.

Поэтому я пишу фантастику.

Андрей Зинчук

Не хочу быть двоечником!