День цветения

Маленькая ведьма таращилась на ночную мою работу. Декорация достаточно впечатляющая и, по-моему, не слишком навязчивая. Что называется — без излишеств.

Я снял с табурета кувшин с водой, предложил подопечной сесть. Она опять уставилась на гирота. Что ж, любуйся, детка, любуйся. Надеюсь, зрелище сие натолкнет тебя на нужные мысли.

Чертова его одежда, по виду кожаная, по жесткости похожая больше на жесть, разрезана от подола к вороту (по-моему, достаточно аккуратно, бедная моя рука и бедные садовые ножницы). На ребрах — "контуры", по пять параллельных ожоговых полосок. Нижняя половина лица замотана полотном, фиксирующим кляп. А то повадились тут всяческие навещающие да задающие вопросы, а мало ли, что он может сказать, этот гирот.

Ну, и само крепление, разумеется. Ведь для того, чтобы прикончить подопечного, мне вообще ничего не надо делать. Можно просто снять его с козел.

Больше ничего, но ей довольно и этого.

— Дочь моя, сложившаяся ситуация не радует ни меня, ни вас, — начал я. Подопечная оторвалась от гирота и поглядела мне в лицо, — Нам необходимо вместе отыскать выход, — тупо моргнула, — Крылатую нечисть… — дернулась, я поправился:- прошу прощения, стангрева, видел весь Треверргар и половина окрестностей. Обойти сей факт своим вниманием я, — дотронулся до ошейника, — не могу. Вы понимаете, дочь моя, не предприняв никаких попыток для поимки… м-м… обитателя развалин, я рискую сильно испортить свое положение.

Эстремир скажет: "- Дружище Арамел, что с тобой случилось? Неужели старый пес утратил нюх?"

— Мотылек — не нечисть! — среагировала подопечная, стиснула руки в волнении, — Он не умеет убивать! Почитайте книгу!

— Я прочел, дочь моя, — покивал сочувственно, — Я понимаю вас. Я стараюсь войти в ваше положение. Войдите же и вы в мое, — сунул под ошейник палец, словно полоска стали мешает мне дышать. — На самом деле, после ареста убийцы — прямая моя обязанность заняться — вы сами понимаете, чем.

Альсарена Треверра мелко-мелко захлопала длинными ресницами:

— Он же помогал нам!

Ах, какие мы наивные, Боже мой! Ладно, ладно, пусть игра остается такой. Внешний игровой у меня немножко ненатуральный. Он же — внешний. Наивно-доверительный. Медово-сопливый. Хотя у меня и внутренний слой заготовлен. Вполне убедительный. Но раз ты не хочешь выходить на внутренний слой, останемся во внешнем.

— Дочь моя, здесь не Каорен, — вздохнул, — Увы. Я должен что-то предпринять. Слишком много свидетелей, — она снова поглядела на гирота, и я сказал:- Это — мой оправдательный документ, на сутки, не больше. Допрашивал убийцу. В принципе, для того, чтобы добиться признания, нужен месяц, максимум — полтора. Иногда бывает достаточно просто продемонстрировать необходимые инструменты…

Взгляд ее рыскнул по сторонам, явно в поисках оных инструментов. А девочка боится боли. Даже чужой. Ну-ну.

— За сутки — ничего не сделать, — продолжал я. (За сутки можно только понять, что физическое воздействие в принципе имеет достаточно слабое влияние на данного подопечного). — Человек или ломается сразу, или… — вот именно. Не будь гирот нужен мне для комбинации, я бы отдал его Эстремиру. И уж посмеялся бы вволю, — Но это мелочи, дочь моя. Гораздо серьезный — другое. Он, — показал на гирота, — языческий колдун, оказавшийся к тому же убийцей. Он попадет к нам, не в городскую Стражу. Из него вышибут все, что будет нужно Эстремиру. Если даже попытаться затушевать ваше марантинское образование, расовую принадлежность вашего приятеля… вас обоих все равно подвяжут к этому человеку.

Пауза. Альсарена Треверра опять изучала гирота.

Не понимает, видимо, чего я от нее хочу. Ошалела немножко. Страшно нам. Никак в себя прийти не можем. Представляем на себе или своем любовнике такие же "украшения", как на гиротской шкуре.

Ладно, зайдем с другого бока. С марантинского.

— У Ордена достаточно хорошо подготовленные мастера. Он даст любые показания, это вопрос времени. Вам не кажется, что лучше было бы избавить его от лишних страданий?

Она перевела взгляд на меня.

— Если бы я, например, был вынужден убить его при попытке к бегству — у нас остался бы только труп.

— Убить, — повторила она, — Убить… без пыток?

— Да, дочь моя.

— А я… должна помочь вам?

Ну вот, наконец-то мы встряхнулись и начали немножко соображать. А то я уже опасался, что мы так и не доберемся до нужной темы.

— Да, дочь моя. Согласитесь, не могу же я сам его отпустить. А вы с ним, — улыбнулся, — в преступном сговоре.

— И вы… предлагаете побег — и мне? — снова заморгала. — Вместе… с ним?

Где-то я уже видел такие доверчиво распахнутые голубые глаза, такие же длинные ресницы, такое же детское выражение…

Рейгред, Рейгред, малыш, неужели ты потихонечку меня играешь? Это было бы забавно.

Не отвлекайся, Арамел.