День цветения

Кальсаберит торжественно выдвигается из полутемного коридора. При полном параде, в отстиранной от кровавых пятен белой рясе, в тяжелом черном плаще, в ошейнике, с двуручником за спиной. В обеих протянутых вперед руках — большая серебрянная чаша для причастия. Вижу, как расслабляются плечи телохранителей: руки у кальсаберита заняты, он не внушает опасности. Хотя парни предупреждены что там, в чаше, далеко не освященная вода. Рефлекс сильнее разума.

Я не ошибся в вас, отец Арамел. Признаюсь, были сомнения. Все-таки кроме Нурранов вам придется отправить на тот свет троих ни в чем не повинных людей. Иначе до Гелиодора не добраться. Преклоняюсь перед вашей целеустремленностью. Ибо "что должно, то возможно", не так ли?

— Долг призвал меня сюда, дети мои, ибо за грехи наши ниспослана нам Господом тяжкая кара и суровые испытания.

Он сделал шаг вперед и телохранители уважительно попятились. Секретарь бесшумной тенью пристроился у него за спиной.

— Известно ли вам, дети мои, что оборотень богомерзкий, злонравный по всему Треверргару рыщет, облики всевозможные принимает, честные души смущает, а слабые прямиком в ад повергает? Дабы пресечь злодеяния сии намерен я, пес сторожевой, с Божьей помощью оборотня сего обнаружить и изловить, ибо, как известно, приспешник диавола истины святой не приемлет, и бежит он нее, и тем себя обнаруживает. Вот ты, сын мой, — он строго посмотрел в сторону телохранителя в подштанниках, — приемлешь ли ты истину, согласен ли склониться перед ней?

— Согласен, святой отец, согласен, — поспешно закивал парень.

— На колени, сын мой! — прогремел кальсаберит, — Смирись и познай истину!

И телохранитель, как последний дурак, бухнулся на колени, напрочь позабыв мои инструкции, которые состояли в том, чтобы аккуратно забрать чашу из Арамеловых рук и отойти с нею на пару шагов вглубь комнаты. Совсем заморочил его кальсаберит.

Отец Арамел прочитал короткую молитву, нагнулся, поднося край чаши к губам коленопреклоненного, и только тогда в голове у того что-то наконец щелкнуло. Сработал какой-то животный инстинкт, предупреждающий опасность. Парень схватился за чашу и потянул на себя, но кальсаберит держал крепко и выпускать ее не собирался. Несколько мгновений они дергали чашу в разные стороны, плеща себе на рукава, пока мой секретарь не решил, что пора ему вмешаться. Неуловимое движение — он обхватил Арамела со спины и пальцы его впились в болевые точки на локтях. Руки Арамела непроизвольно вздернулись, скрючились, как куриные лапы, и упали бессильно. Чаша освободилась.

— Стоять! Вы арестованы!

— Оборотень! — моментально среагировал кальсаберит, — Сгинь, рассыпься!

Мощно рванулся вверх, целясь затылком в лицо схватившему его человеку. Секретарь ждал этого и уклонился, однако Арамел сейчас же применил другой фокус. Он откинулся назад, навалился на секретаря спиной, вскинул ноги и влепил сапогами прямо в физиономию поднимающегося телохранителя. Другой телохранитель засуетился, пытаясь подхватить вещественное доказательство, да куда там… Взметнувшиеся руки придали чаше ускорение, она пролетела через всю комнату и вмазалась в ширму. По расшитому пальмовыми листьями тонкотканному холсту расплескалась мокрая клякса.

— Оборотень! Исчадье ада! Да покарает вас Единый! Помогите!

Рассвирепевший секретарь уложил вопящего кальсаберита мордой в тростниковый настил, уперся ему коленом в поясницу и заломил правую руку аж до лопаток. Я обогнул ширму и поднял пустую чашу. В коридоре уже хлопали двери, приближались встревоженные голоса.

— Виноват, господин Палахар, — пробормотал секретарь покаянно, — экий он ловкий оказался.

Я и сам не ожидал, что у старика такая отменная реакция. Ведь он ровесник мне, если не старше.

— Ты сделал все, что мог в этой ситуации. Не казнись.

Сиделка тихонько запричитала над разбитой физиономией неудачливого телохранителя. Я достал из-за пояса кинжал-дагу младшего Треверра, осторожно вырезал из ширмы промокшую ткань и сложил ее в чашу. Если выжать как следует… может, две-три капли отравы и наберется…

— Чтоб мне провалиться! Это ведь дознаватель!

— Господин Палахар, а разве вы…

Набежали зрители. Столпились в дверях — управляющий, господа гвардейцы, инг Имори, Рейгред, женщины, слуги… Кальсаберит самозабвенно выл, не выходя из образа, перемежая вой кашлем и чихом от тростниковой трухи. Мой секретарь вязал ему руки специально приготовленными для этой цели веревками. Я сказал:

— Господа, будьте, пожалуйста свидетелями. Здесь произошло покушение на убийство, преступник взят с поличными. Именем закона я арестовываю этого человека по подозрению в убийствах Невела, Ладалена, Майберта, Амандена, Улендира и Альсарены Треверров, Иверены и Гелиодора Нурранов, а также Адвана Каоренца и телохранителя Сардера.

Пауза. Все потрясенно смотрели на святого отца, слабо копошащегося под коленом у моего бравого секретаря.

— Уведите подозреваемого, — велел я, — а вы, господа, вынесите, пожалуйста, труп Гелиодора Нуррана. Он в мешке на кровати.