День цветения

— Редда. Ун. Слушайте меня. Бегите за нами. Туда, — я показал рукой в сторону жидкой розовато-серой полосы над лесом, — За нами. Понимаете?

Понимают. С ними-то как раз все просто. Собаки прекрасно сознают, что кроме нас с Альсой у них на этом свете никого нет. Редда махнула хвостом, а Ун сунул нос под опускающуюся ладонь. Я потрепал его по кудрявой макушке.

— Звери мои хорошие. Умные мои. Ну, бегите. Бегите.

И они порысили прочь, в сторону заката. Альса моя болталась как кукла, и ноги подобрать была не способна, но я обнял ее покрепче, разбежался и прыгнул в небо.

И сразу стало мне спокойно и ясно. Отныне и навсегда. Что-то изменилось — не в мире, а во мне самом. Что-то осталось там, на темной полянке, среди раскиданных тел. Маленькая сухая шкурка. А я, настоящий, скинул ее без сожаления — и расправил крылья.

Детство мое насмерть замерзло в Кадакарских горах. Юность моя пустой шелухой втоптана в снег. Это ли не свобода?

Я поднялся еще выше. Пространство неба раздвинулось и я увидел иссиня — сиреневый горизонт в зимнем тумане. Блеклый запад опомнился, и, хотя солнце уже село, вдогонку принялся нагнетать краски. Розовая полоса накалилась, осветив низкие облака жутковатым рассеянным пепельно-малиновым светом. Землю под нами задернула мгла. Все правильно, Ирги. Я не спрашиваю тебя, я сам знаю, что правильно. Я знаю, что ты доволен.

Сейчас улетать слишком далеко не следует. Мне еще надо вернуться за твоим, Ирги, мечом, за деньгами, за мешком с припасами, которые колдун собрал для Альсы. Колдун, наверное, поволок безумца к своей аптечке, и, может, я его там застану, когда вернусь. Впрочем, мне это уже все равно. Я был зависим от него — теперь я свободен.

Внизу промелькнула заметная только по дымам над крышами деревушка. Потянулись поля, их пересекла дорога, потом пошли овраги и перелески. Потом лес стал гуще, плотнее. То, что нам требуется. Я снизился, выбирая какую-нибудь поляну или прогалину. Вот здесь, кажется, будет удобно. Даже если я разожгу огонь, на дым не заявится толпа любопытствующих. Я спрыгнул в снег и немного пробежал, гася скорость. Совсем стемнело, но мое зрение — трупоедскому не чета. Под деревьями на краю опушки обнаружилась старая, закиданная ветками поленница. Очень кстати.

Я распустил пояс, усадил Альсу на бревнышко, прислонив спиной к поленнице. Глаза у нее были полуприкрыты, виднелась полоска белка. Эмоциональный фон ровный. Я бы сказал даже — равнодушный. Но это не страшно. Она просто не слышит меня и ничего не чувствует.

Я растер ее, вялую и расслабленную. Чуть поодаль сложил большой костер из чужих дров. Когда разгорится, рядом станет слишком жарко. Тут же я приготовил сучьев и чурок побольше, чтоб Альсе не пришлось лазать на поленницу.

— Я скоро вернусь, родная. Очень быстро. Не бойся, здесь светло и тепло, и никто сюда не придет. Я заберу вещи, присмотрю за собаками и сейчас же вернусь, хорошо?

Она никак не отреагировала. Я немного потоптался, мне отчего-то боязно было оставлять ее одну в таком состоянии. Хотя — что такого? Здесь безопасно, а она даже не успеет заметить моего отсутствия. Волки? Что-то не замечал я в этих краях засилья волков. Даже если они тут когда-то были, то еще летом разбежались от Маукабры. К тому же к такому огню ни одна тварь подойти не посмеет.

Ну ладно. Полетели. Скорее всего, когда я вернусь, она уже придет в себя. Надо поспешить. Она сама говорила, что за время нашего тесного общения привыкла, приучила себя к аблисскому снотворному. Как аблисская коза — ведь сестры-козы тоже не впадают в спячку после укуса…

Место нашей с колдуном засады нашлось не сразу. И лес и поляна были лишены человеческого присутствия. Только какой-то некрупный зверь — то ли лиса, то ли одичавший пес — лизал в темноте замерзшую кровь. Мне пришлось спуститься на поляну, спугнув дикого гостя, и побродить по кустам, разыскивая стоянку. Я даже погрешил на колдуна — а не прихватил ли он с собой мой багаж? Просто так, что бы досадить. Но потом подумал — зачем? Он хотел поскорее от нас с Альсой избавиться, зачем ему что-то о нас напоминающее? Потом я обнаружил мешки и меч. Никто их не украл. Я нагрузился и помчался обратно.

Летери

Пустая была изба, как есть пустая. И печка уже холодная. И ставни на оконцах изнутри засовами замкнуты — темнотища! Я по избе пошарахался из угла в угол, огня не зажигая, да и вышел прочь. Подались куда-то и бабка моя Радвара, и мститель кровавый, и господин Ульганар, и Мотылек. И черный дракон тож с ими исчезнул. Куда пропали — один Бог ведает.