Денарий кесаря

            Исповедь шла долго, трудно. Но людей было совсем немного, и Василий Иванович без спешки мог основательно вспомнить свои грехи, начиная с детства. Старец помогал ему вопросами и наводящими рассказами.

            - Неужели ты никогда никого не осуждал? – спрашивал он, и Василий Иванович даже удивлялся такому вопросу:

            - Почему? Еще как осуждал!

            - Значит, каешься в этом грехе?

            - Да, батюшка, да! Осуждал…

            - И не лгал?

            - Да, вроде, и нет! Хотя – было дело. Когда дети уронили на пол мою любимую серебряную монету, я сказал им, что не буду показывать ее, так как она может разбиться. Хотя это просто невозможно!

            - Вот видишь, тут оказывается сразу три греха: ложь, сребролюбие и жадность! Ты согласен со мной?

            - Да, и - каюсь…

            - Ну, а то, что все эти годы без Бога жил, разве это не гордыня? Мы ведь ничего не можем без Бога. Это нам только кажется, что мы представляем что-то из себя!

            - Каюсь, батюшка! Еще один грех вспомнил!

            - Какой?

            - В детстве я помогал взрослым сорвать с храма крест!

            - Тяжелый грех… Потом тебе надо будет искупить его делом. Поставить новый крест на восстановленном храме. А сейчас Господь отпустит тебе все грехи. Наклони голову!

            На голову Василия Ивановича легла епитрахиль. Следуя указаниям старца, он поцеловал Крест и Евангелие, в знак того, что дает обещание постараться не совершать впредь эти грехи. И почувствовал вдруг необъяснимую легкость. Все его существо как будто разом освободилось от множества тяжелых пут, каких он и не ощущал раньше, и незримо вышло на тот простор, который он видел в видении во время сердечного приступа….

            А потом было причастие, проповедь. И снова разговор со старцем, теперь уже снова в его келье.

            Василий Иванович рассказал про свою болезненную любовь к старинным монетам, про майора, пытавшегося убежать с рублем Петра Первого, про свою любимую афинскую тетрадрахму и спросил, как ему теперь быть, если он только что исповедовал грех сребролюбия и в то же время не может без клуба…

            - Ай-яй-яй! – выслушав его, сокрушенно покачал головой старец. – Это же – страсть!

            - Но что в моем увлечении плохого? – попытался защититься Василий Иванович. – Ведь оно помогает мне в работе!

            Старец поглядел на Василия Ивановича и, видя, что тот не до конца понимает его, сказал:

            - Любая страсть, в чем бы она ни проявлялась, будь то, как у тебя, монеты или у других: необузданная любовь к концертам, песням, танцам, к телесериалам, да и к самому телевизору, к моде и многому-многому другому, я уж не говорю о пагубных пристрастиях к вину, наркотикам и сигаретам – это плохо. Больше скажу – губительно! Однажды, уже давно, к одному известному старцу подошли три девушки. Они спросили у него: «Скажите, а на танцы, или про кино они говорили, не помню уже, можно ходить?» Девушки думали, что старец-монах скажет «Нет» и начнет осуждать, отговаривать их. Но он вдруг сказал: «Можно, - и добавил: - Но это отдалит вас от Бога».

            - И что же девушки? – невольно вырвалось у Василия Ивановича.

            - Две все же пошли на это, как ты говоришь, увлечение, а третья призадумалась…

            Старец помолчал и сказал:

            - Все дело в том, что человек создан для того, чтобы после жизни вечно быть с Богом. А если в его душе по каким-то причинам этого нет, то вакуум начинает заполняться другим. Причем, до конца утолить это практически невозможно. Как, например, в случае с вашим майором из клуба. То, что произошло с ним и что, в меньшей степени, происходит с тобой – это крайняя степень возобладания страсти над человеком, когда он уже не в состоянии контролировать себя и свои поступки. До Бога ли, скажи, человеку, когда предназначенное для Него место в душе заполонила страсть?

            - Конечно же, нет, - чуть слышно отозвался пораженный тем, что услышал, Василий Иванович.

            Старец неожиданно улыбнулся и положил ему руку на плечо:

            - Но, это, как и все в нашей жизни, пока мы живем, поправимо! У меня ведь тоже была своя страсть!

            - У вас?!