Деньги

— Отлично. Поэтому вы хотели бы, чтобы в случае переворота, если он произойдет, группа, которой вы хотите насолить, была не только выдворена из этой латиноамериканской страны, но и понесла максимальные финансовые потери. Правильно?

— Верно.

— Например, вы хотели бы, чтобы люди из влиятельных американских кругов, решившие использовать забастовку дальнобойщиков, дабы развалить экономику этой страны, использовали забастовку также против компании, которой вы хотите причинить зло. Правильно?

Шум на море поутих. Двигатели сбавляют обороты, и яхта с полного переходит на крейсерский ход.

— Правильно.

— И только при таких условиях вы готовы вложить в этот крестовый поход, назовем его антикоммунистическим, два миллиона долларов?

Никогда моя идея не казалась мне столь сумасшедшей, как в ту минуту. Но я отвечаю:

— Если я найду еще один миллион долларов…

Роберт Зарра улыбается.

— Вы найдете его, я в этом не сомневаюсь. Вы только что обрели партнеров, которые с большим уважением относятся к взятым обязательствам, особенно к обязательствам, взятым по отношению к ним. Тем не менее, поскольку мы согласны, последнее слово: разумеется, мы не можем гарантировать сроки проведения операции.

— Я буду ждать столько, сколько потребуется.

Он с любопытством смотрит на меня.

— Вы бывали в Сантьяго-де-Чили?

Я качаю головой:

— Нет.

* * *

По приезде в Нассау я первым делом посетил банк, куда были перечислены сто миллионов долларов Хака, а также остальные сорок два миллиона — прибыль от спекуляций на золоте. Как того хотел сам Хак, я распорядился, чтобы сто миллионов долларов были незамедлительно переведены в указанный им банк на Филиппинах, что и было сделано. Но сорок два миллиона все еще хранятся здесь, и на данный момент я не имею ни малейшего представления, что с ними делать.

Инструкции Хака были предельно точными: мне как можно скорее следовало вернуть первоначальные сто миллионов долларов на Филиппины, где он, вероятно, планировал восстановить их на прежних счетах или просто вернуть на место. Что произошло с этими деньгами потом, я никогда не узнаю, и те сто миллионов, быть может, до сих пор хранятся в Маниле на том самом счете, куда я их перечислил. Поначалу Хак хотел, чтобы я отправился с тем, что он называл «прибылью», в любую южноамериканскую страну. Он думал об Аргентине; я настоял на том, чтобы встреча произошла в Нассау. Тогда он сказал мне: «Поезжайте в Нассау, снимите номер в отеле Britannia Beach и ждите. Мы свяжемся с вами». Кто эти «мы»? Я в Нассау уже более недели, но никто со мной не связывается.

Словом, дни тянутся медленно. Третьего октября звонит телефон, но это Марк Лаватер:

— Черт возьми, Марк, четыре часа утра!

— Извини. Я хотел узнать новости.

— Я встречался с тем парнем, и они согласны.

Тишина.

— Ну ладно, лед тронулся, — наконец говорит Лаватер. — И когда это произойдет?

— Они не знают.

— Я собираюсь в Нью-Йорк, у меня встреча с интересными людьми. Ты не хочешь подскочить на Манхэттен?

— Может быть.

— Меня можно найти в отеле Saint Regis с восьмого октября, и пробуду я там по меньшей мере три дня. Постарайся приехать.

Но нужно ждать, пока эти «мы» не свяжутся со мной! Я не могу потратить месяцы или годы на ожидание посланца от господина Хака, который, быть может, никогда и не объявится. Снова перед глазами труп человека, скормленного акулам. А вдруг всякая связь между Хаком или его преемниками, кому он предназначал эту «прибыль», и мною окончательно оборвана? И если предположить, что с ними уже расправились, то теперь моя очередь? В какой-то миг мне становится страшно, и холодный пот ползет по спине.

— Франц?

— Я думал. Хорошо, я буду там вечером десятого октября.

— Мы вместе поужинаем. Я буду ждать тебя.

Проходит еще четыре дня, и с каждым днем растет мое напряжение. И я решаю уезжать из Нассау независимо от того, свяжутся со мной или нет. Я хотел было оставить в банке кое-какие сведения о себе, по которым меня можно было всегда найти, однако все это предполагало не только сложную систему связи между банком и Britannia Beach — местом встречи, но и положило бы конец моей почти полулегальной жизни на протяжении двух лет. Я не знаю, что делать.

Прошло много времени с тех пор, как Турок, Уте и эскорт голых баядерок покинули Багамы и вернулись в Лондон. Восьмого октября Турок звонит мне, чтобы, как он говорит, узнать, как я себя чувствую. Отвечаю, что я в хорошей форме, хотя, несмотря на столь бодрое заявление, мои мысли смутны: Катрин беспечно отказывается от любых моих приглашений, растет тревога, вызванная столь долгим ожиданием посланца, и еще полное одиночество, досада на самого себя из-за того, что ввязался в сумасшедшую затею с Заррой, его друзьями из мафии и бог знает с кем еще.

Бронирую авиабилет в Нью-Йорк на девятое октября. Решено: я улетаю. Оставляю распоряжения в банке, где находится чуть больше сорока двух миллионов долларов, а также в отеле Britannia Beach. Они будут принимать все вызовы на мое имя, а я, где бы ни находился, ежедневно буду перезванивать им в восемь часов вечера. Чертовски неудобно, но как иначе?