Деньги

— И немножко алкоголик, не так ли?

Это вызывает замешательство. Катрин поднимает брови, но, похоже, ей хочется рассмеяться. У матери такие же глаза, как у дочери, и она с любопытством смотрит на меня. Катрин рассказывала ей обо мне, говорит она, и спрашивает, живу ли я все еще в Гонконге.

— Как раз переезжаю. Могу ли я пригласить всех вас на обед?

Нет, Будущий Тесть не желает этого, он даже не хочет об этом слышать. Тогда на ужин? Тоже нет. Ни завтра. Ни в последующие дни. Я говорю:

— А через пятнадцать лет вы будете свободны?

Он ответит нет, я об этом догадываюсь, но вмешивается мать Катрин. Почему бы мне самому не прийти к ним на обед в следующий четверг? Тут же я узнаю, что они живут в седьмом округе, что фамилия моего Будущего Тестя Джеффри, что он женат на моей Будущей Теще и это его второй брак, что у них квартира сразу за Дворцом инвалидов, что в семье довольно много денег с обеих сторон. Об этом я немного догадывался: если у вас нет кое-какой мелочи за душой, в отпуск на Багамы с друзьями Сьюзи Кендалл не отправляются.

Во время обеда мой Будущий Тесть сидит с надутыми губами. Он англичанин с некоторым пристрастием к портвейну, но не столь неприятный, как могло показаться с первого взгляда. Он даже проявляет чувство такта, когда Катрин под предлогом поправить прическу, перед тем как проводить меня, исчезает в глубине двенадцатикомнатной квартиры, и тоже незаметно уходит.

— Могу я звать вас Францем?

Бросается в глаза поразительное сходство между Катрин и матерью. Достаточно взглянуть на дочь, чтобы представить, какой была эта женщина двадцатью годами ранее.

— Франц, я уже говорила, что Катрин рассказывала мне о вас. Она еще молода.

— Я знаю.

— И вы тоже.

— Я знаю.

— Она сказала нам, что вы за чем-то постоянно бежите. Это деньги?

Чисто случайно у меня с собой банковская выписка. В тот день я сделал перевод денег из швейцарского банка в банк в Нассау. Я вынимаю бумагу из кармана и вручаю ее мадам Джеффри, в предыдущем замужестве Варль. «Четыре миллиона сто тысяч долларов».

— Я не бегу за деньгами, мадам.

Она читает выписку и не верит своим глазам.

— Вы унаследовали эти деньги?

— Нет.

— Вы выиграли их? Они ваши?

— Они мои, я заработал каждый сантим. И никто в мире не смеет за это отправить меня в тюрьму.

Тишина.

— Боже мой! — восклицает она наконец.

Мадам Джеффри встает и направляется ко мне, затем мягко удерживает меня за плечо, когда я тоже пытаюсь встать. Она на несколько секунд останавливается перед окном с видом на проспект де Сегюр, а я удивленно смотрю на нее. Но она возвращается, чтобы сесть рядом.

— Вы… Вы ведь еще так молоды, несмотря на все эти деньги. Могу ли я вам чем-то помочь?

Сам вопрос смущает меня, я не уверен, что правильно понимаю его.

— Катрин права, — продолжает она. — Вы действительно гонитесь за чем-то, что непросто догнать. Будьте осторожны, прошу вас.

Несколько сбитый с толку, я смотрю на нее. Тем временем возвращается Катрин, и мы уходим. Мы не расстаемся все последующие дни, и она без всяких плакатов будет провожать меня на самолет в Нассау.

Из Нассау я выезжаю в десять часов, плачу два доллара за проезд по мосту и направляюсь на Парадайз Айленд.

Турок не преувеличивал: Роберта Зарру в самом деле хорошо охраняют. По дороге к нему меня дважды задерживали и каждый раз обыскивали и проверяли документы. Чего он боится? Дивизии морских пехотинцев?

Передо мной человек приятной наружности, вежливый и учтивый, который смотрит на меня с некоторым любопытством.

— Турок рассказывал мне много хорошего о вас.

— Он еще не все про меня знает.

Зарра колеблется, слегка смущенный моим юмором или тем, что заменяет его.

— Симбалли — ваше настоящее имя?

— В этом можете не сомневаться.

— Вы итальянец?

— Француз.

— Но итальянского происхождения.

Это как ему нравится… Я отвечаю: «Совершенно верно. Мой отец, то есть семья моего отца, из Флоренции». Оглядываюсь вокруг. Рядом с бассейном — четыре вооруженных охранника с переговорными устройствами и огромными пистолетами в наплечной кобуре. Вижу по меньшей мере еще шестерых в саду, не считая тех, что у входа, которые вооружены снайперскими винтовками.

— Вам нечего бояться, — с улыбкой говорит Зарра.

— Мне боязно за них. Представьте себе, что я проявлю несдержанность. Полагаю, что для дайкири еще рановато, поэтому я не отказался бы от апельсинового сока.

Приносят стакан, лед и свежевыжатый апельсиновый сок в огромном термосе из серебра.

— Я слушаю вас, — говорит Зарра.

Он даст мне высказаться в течение добрых десяти минут, не прерывая, не задавая вопросов, не проявляя особого интереса и не сводя с меня глаз даже тогда, когда зажигает сигару. Меня какое-то время занимает то, как двигаются его руки, пока я наконец не догадаюсь, что он совершает движения, не глядя на пальцы, которые действуют сами по себе.

Я умолкаю. Тишина. Он затягивается сигарой, смотрит на кольца дыма и наконец спрашивает:

— И кто управляет компанией, которой вы так хотите навредить?

— Джон Ховиус и Джеймс Дональдсон.

— Я немного знаком с Дональдсоном.