Зовут его Дэвид Суссман. Он представился художником, но, полагаю, он примерно такой же художник, как я, разве что различает цвета. Мы говорим на разные темы. Он угощает меня пивом в баре на Авеню Америки, я отвечаю ему тем же в районе пуэрто-риканского квартала, он предлагает еще один бокал у универмага Macy’s, я отвечаю на 58-й улице. Мы входим в Музей Гуггенхейма уже навеселе, смотрим на экспонаты на стенах, расположенные в виде непрерывной спирали, а после Дэвид приглашает меня к себе на ужин в Бруклин. Он из еврейской семьи, которая, как и моя мать, родом из Австрии. Нас познакомил случай, и он же позволил мне повстречаться за ужином (Дэвид сейчас один в Нью-Йорке, поскольку жена на несколько дней уехала к его родителям в Огайо) с Леонардом, братом Дэвида. И именно так с помощью того самого причудливого и непредсказуемого механизма порой связываются между собой вещи. Леонард говорит мне со смехом: «Если вы ищете работу, не стоит обращаться ко мне, я работаю в Маразме». Я прошу его (на самом деле мне глубоко плевать, просто из вежливости), чтобы он объяснил мне, что означает «работать в Маразме». Он объясняет, и вот тут все и происходит. Внезапно появившаяся в ту минуту идея буквально вонзается мне в голову.
Кто бы мог предположить, что эта идея принесет мне не менее шестидесяти пяти миллионов долларов, а также столь долгожданную честь сразиться один на один с его Банкирским Величеством Мартином Ялом собственной персоной.
Часть четвертая
Солнечный пояс
17
— Это явление наблюдается в основном во Флориде, — рассказывает мне Леонард Суссман. — В других местах тоже, но особенно во Флориде, здесь оно наиболее выражено. Главным образом на восточном побережье полуострова. Начинается в Норт-Палм-Бич, и чем дальше к югу, тем сильнее проявляется маразм, тем больше его размеры и выше опасность. Поезжайте туда, говорит Леонард, поезжайте на юг, загляните в Ривьера-Бич, Уэст-Палм-Бич, во все эти «бичи», которые следуют друг за другом в скучном однообразии: Бойнтон, Делрей, Дирфилд, Помпано. Поезжайте в Форт-Лодердейл и Голливуд, не тот, где киностудии, а другой, отправляйтесь в Майами. Маразм, Фрэнк, с большой буквы М, как в слове «Мегаломания».
В Нью-Йорке я снова снял номер в отеле Pierre — не столько в знак вернувшегося процветания, сколько предвидя будущую удачу. «И конечно же, зарезервируйте за мной сьют на время отсутствия, продолжительность которого я еще не определил». Большой сеньор. «Разумеется, господин Симбалли».
С достоинством выхожу из отеля и сажусь за руль «порше», который тоже арендовал, но только на восемь дней (не следует заходить слишком далеко), и отправляюсь на юг.
Во Флориде я провел шесть дней и за это время встретился с двадцатью строительными подрядчиками и агентами по недвижимости, журналистом из Майами, адвокатом и двумя банкирами. Когда я возвращаюсь в Нью-Йорк, не слишком большой багажник машины забит красочными проспектами и буклетами.
Многочисленные встречи и беседы в залитой мягким зимним солнцем Флориде еще больше убедили меня в том, что идея действительно золотая.
Если говорить о настоящем маразме, то это действительно настоящий маразм!
Мне потребовалась вся первая половина дня и добрая часть второй, чтобы добраться сюда, и я наконец предстал перед человеком, которого хотел увидеть. Он этого не знает и никогда не узнает, но это самый высокий начальник на вершине лестницы Леонарда Суссмана. Через огромный оконный проем с правой стороны его панорамного офиса видно, как облицовывается один из каркасов башен-близнецов Всемирного торгового центра высотой около четырехсот метров. Слева другое панорамное окно с видом на башню Стил-билдинг, Бэттери-парк и на некотором удалении — статую Свободы. Передо мной мужчина, назовем которого Генри Клэй Адамс.
— Мистер Симбалли, я принял вас только потому, что вы чрезмерно настаивали на этом.
— Вы дали мне десять минут.
— И ни секундой больше.
— Этого будет достаточно.
Я, словно продавец пылесосов, привожу свои аргументы, которые успел вызубрить наизусть. Я перечисляю их как можно быстрее, полагая, и не без оснований, что этот человек не дурак.