Денис Бушуев

– Эх, люблю! – взвизгнул Федька, покрывая своим визгом хрип гармошки и остервенело растягивая меха.

– Люблю!.. – как эхо, отозвался Гриша. – Я все люблю!

– С праздничком! – шумел Федька. – Д-давай! Жми!

– Жми, – подтвердил Гриша и показал руками, как надо жать.

Налей, подруженька! Пропала наша молодость!
Сгубила девицу несчастная судьба… —

пищала Катя, закатывая глаза и раздувая ноздри.

– Сплясать бы! – мрачно сказал лоцман Сурвилло и стукнул по столу кулаком. – День армии и флота! Всех убогих и калек! Пляши!!!

– Пляши!.. – отозвался Гриша.

Эта новая затея понравилась Федьке Черепку. Он оборвал на полуфразе заунывную мелодию, позабыл о Кате и начал наигрывать что-то очень веселое и стремительное.

– Пляши, Гриша! – приказал он.

– Не могу-с…

– Как это не могу? Ты все можешь. У тебя вода горит, коли захочешь. Пляши, тебе говорят!

– Не могу… но плясать не могу… – запротестовал Гриша.

– Э-э… чёрт бы тебя побрал! Ялик, пляши!

Но сапожник уже мирно спал, положив маленькую лысую голову на огромные красные руки. Тогда Федька вскочил и, вскинув гармошку над головой, аккомпанируя сам себе, пошел вприсядку, ловко выбрасывая ноги и сипло напевая:

Маня-душка на зорьке пришла,
Пять целковых в подоле принесла.
Маня-душка, скажи, где была?
Почему в лесу примятая трава?

– Цирковой артист! – восхищался Гриша, приподнимая седые брови и округляя удивленные глаза. – Потрясающая программа! Два-Бульди-Два! Кларнет а пистон! Подарок ко дню Красной армии и флота! Пантомима-феерия!.. Да за ним и сам товарищ Буденный, пожалуй, не угонится!..

Бушуев поднялся и хотел было уже уходить, но в этот момент цирковой артист и соперник Буденного вдруг покачнулся и со всего размаха плюхнулся на пол, выронив гармошку. И в наступившей тишине отчетливо донесся с улицы протяжный, надрывный крик:

– Горит… Гриша Банный горит!..

Бушуев взглянул в окно. С ведром в руке по улице бежала растрепанная женщина.

– Гриша Банный горит!..

– Что-с? – взметнулся Гриша, мгновенно побледнев.

– Пожар! Горит! Гриша Банный горит!..

Посетители «потребилки» вскочили и бросились к дверям, опрокидывая стулья.

– Гори-и-т!..

– Не может быть! Абсурд-с!.. – протестовал Гриша, испуганно оглядывая себя со всех сторон. – Оптический обман… Реклама!.. Я не могу гореть… Сумасшедшая женщина… Таких для общей безопасности за решетку сажать надо…

Но его кто-то уже схватил за шиворот и вытолкал на улицу. Выбежал и Бушуев. Теперь уже по дороге мчалась толпа и все кричали одно и то же:

– Гриша Банный горит!..

Сомнений, кроме самого Гриши, теперь ни у кого не оставалось. Из-под горы, там, где находился куток Гриши, черным столбом подымался дым. Бушуев бросился к пожарному сараю, но дверь сарая оказалась заперта на замо́к. Тогда Бушуев вырвал из рук какого-то мальчика топор, одним ударом сбил замо́к и, с помощью подоспевших людей, выкатил из сарая насос. В несколько минут насос был доставлен к месту происшествия. Оказалось, что горел чердак колосовской бани, к которой вплотную прилегал Гришин куток. Сам же куток стоял цел и невредим. Как всегда в таких случаях, вокруг пожара бестолково суетился народ. Бросали лопатами снег на огонь, уже пробивавшийся из-под застрехи, кричали, посылали друг друга к проруби за водой. Насос поставили на берегу Волги, шланги спустили в прорубь, но работать, несмотря на все усилия мужчин, насос отказался и воду не подавал. Тогда бросили насос, расставили людей в цепочку от проруби к бане и стали подавать воду ведрами по живому конвейеру. Денис и Вася Годун, взобравшись на лестницы, выплескивали воду на огонь.

Тетка Таисия хваталась за голову, рвала волосы и голосила:

– Ой, батюшки, сгорит!.. Ой, батюшки, сгорит!.. Все сгорит дотла!.. Где мы теперь мыться будем?.. Где белье стирать?..

Бросилась на колени и подымала руки к небу.

– Господи! Не дай сгореть, Господи! Пожалей меня, разнесчастную! Дитя мое утробное – Фаинку – пожалей!.. А Гришу – идола долговязого – накажи ты, Господи! Лиши его ума совсем, отними у него язык и ноги! Пошли на него чуму и проказу! Накажи его, Господи!..

Несмотря на то, что горела баня, а не Гришин куток, почему-то никто не сомневался в том, что баню поджег Гриша. Все злобно посматривали на него, одиноко стоявшего на почтительном расстоянии от огня и стучавшего от страха зубами, и время от времени предупреждали:

– Что, Гриша? Ведь даром тебе это не пройдет!.. Вот дай только пожар потушить…

– Вероятно, не пройдет… – соглашался Гриша.

– От избы к избе – так бы и сгорело все село… – добавляли другие.

Впрочем, Гриша и не отрицал своей вины. Он предполагал, что сами собой воспламенились реактивы, которые он хранил под застрехой колосовской бани и на которые, возможно, подействовали внешние силы: мягкая погода могла вызвать таяние снега и воду, очень опасную для одного реактива. Не отрицал он и возможности подземных толчков.