Депутатский запрос

На такую радость надо не настраиваться, а  с т р о и т ь  себя. Длительно, упорно — всю жизнь. «Нам кажется, что настоящая работа — это работа над чем-нибудь внешним: производить, собирать что-нибудь: имущество, дом, скот, плоды; а работать над своей душой — это так, фантазия. А между тем всякая другая, кроме как работа над своей душой, увеличение привычки добра, всякая другая работа — пустяки» (Л е в  Т о л с т о й). В том и беда, что отказались мы от работы над своей душой и ударились в «пустяки» — в добывание, собирание. Это уже так явственно проступило в людях, настолько охватило все слои общества, что приняло характер ажиотажа, и я вносил в свой новый дом не радость, а тревожное ожидание: с чем столкнусь-встречусь на родине, в новом селе процветающего совхоза?

26 ноября 1985 года

Вчера: на пилораме — неудача,

в конторе — неудача,

в школе — неудача…

Трение колес и колесиков, валов и валиков нашего общественного механизма так велико и настолько непредсказуемо, что создается впечатление полной его разлаженности: колесики еще вертятся, но машина уже не двигается — одна лишь видимость движения. И это — в самых низах, в самом нутре, где колесики самые мелкие, почти микроскопические относительно размеров всей машины.

Что за неудачи постигли меня?

Мое дело — это мой маленький механизм. Я его завожу и стараюсь привести в действие, а он — ни с места. Чтобы его пустить, я должен сцепить его с другим, более сильным: с совхозом, школой, сельсоветом — со всем тем, что называется жизнью села. Я хочу включить свой маленький механизм в большой сельский, с тем чтобы обогатить жизнь, сделать ее более интересной, полезной, придать ей разнообразия и в конечном счете приподнять душу человеческую. При попытке включить сцепление я слышу звук, который шоферы определяют так: «Схватывает, а не сцепляется». Какие-то зубья входят в сцепление, но другие выбивают — и движения не получается.

Дело мое можно оценить так и этак, как нужное и не очень нужное, как своевременное и преждевременное, как забаву и пользу. Год назад открыли литературный музей, а на днях и библиотеку военной книги. Библиотека разрастается, решено строить новую, а штатной единицы так и не дают, и тогда на педсовете школы решаем: отдать библиотеку под ребячье самоуправление — выбрали штаб (совет), и ребята уже «командуют». А для нового здания решили изготовить мебель в школьной мастерской руками мальчишек и отцов. Отцы охотно согласились, вывезли из леса бревна, и вот рано утром я иду на пилораму, это уже во второй раз. В первый не было наждака, чтобы нарезать пилы, во второй — не разрешил прораб, у него срочное дело: нужны доски на стройку. Это первая попытка «включения»: схватило, но не сцепилось. Вторая, в конторе и в школе, — никак не получить со склада токарный станок: то завскладом нет, то учителю труда недосуг.

Это только вчерашние попытки «включиться», их было много, и все кончаются вот так: схватывает, а не включается. Что же это такое, как называется? Необязательность? Неисполнительность? Нежелание дело делать? Названий можно придумать уйму, но лучше давным-давно придуманного не найдешь: лень. Все мы, от старого до малого, от начальника до рядового, так изленились, что уже потеряли представление о том, что порядочно, а что непорядочно. Утратили ощущение того ущерба, и материального и морального, который наносит наша необязательность. Вот почему общий механизм работает с такими перебоями. Все наметки и задумки исполняются в минимальном варианте. Задумано на рубль — сделано на грош. А ведь задумано реальное, не сверх возможного, с допуском на всякие неурядицы, а и того не выходит. И становишься в тупик, в бессильной немоте опускаешь руки: как же свершить задуманное? Лень сковывает мускулы, связывает ум — остается кое-как отбыть время на службе, насытить утробу и спать. Я не помню такого обленения на деревне, никогда его не было. И вот что характерно: по видимости, для постороннего глаза никакой лени вроде бы нет, все двигаются, суетятся, но, приглядевшись повнимательнее, замечаешь, что движение это — без целеустремленности, без загада, оно какое-то механическое, инертное, похожее на мельтешение. Горючее сгорает, колесо вращается, а машина стоит: трение настолько велико, что энергии на движение не остается.