Я уже говорил, что пора словесных баталий интеллигентов-гуманитариев (в частности, публицистов) с экономистами-прагматиками прошла, предстоит дискуссии заменить делом. Дело гуманитариев — духовная сфера. Ныне она директивными документами выдвинута на передний край экономической политики двумя словами:
Итак, с постройкой сельского «храма искусств» не вышло: идея увязла в конторской «трясине». А дело растет, и бросить его уже нельзя: художники шлют картины, писатели — книги, читатели — одобрение и поддержку…
В считанные месяцы библиотека военной книги выросла до шести тысяч томов! А помещеньице крохотное, пять на пять. И приходит мысль: затеял дело, так доводи до конца — возьми да и построй сам. Ну хоть простенький домишко, в котором можно бы и книги расставить, и читателя принять. Тем более что читатель-то — мальчишки да девчонки, да ветераны войны, да вдовы солдатские — не отмахнешься! Пошел к первому секретарю райкома партии Борису Алексеевичу Прокошенко — а уж пуд-то соли мы с ним съели, знаю, что этот человек поймет меня с полуслова, — говорю ему: так, мол, и так, прошу вашего соизволения. Секретарь райкома говорит: «Дело доброе, чего там. Давай так: я соберу заинтересованных лиц, ты подъедешь — и обмозгуем сообща, как начать и как кончить». На том и порешили.
Собралось собрание. Небольшое, Человек восемь. Из тех, кто решает в районе всякое дело, главным образом с позиций, как его узаконить. Как только найдут «вариант», считай, дело в шляпе, остальное будет зависеть от расторопности того, кто это дело затеял.
Вот тут-то, на этом собрании, мне и сказали, кто я такой есть в данном случае. Представитель проектной организации заявил, что перво-наперво необходим лимит на проектирование, а его получить не так просто, нынче вряд ли дадут… Я спросил: «Какая сумма — этот самый лимит?» — «Ну, — говорит, — тысяча рублей, от силы полторы». — «Позвольте, — говорю, — я вам этот лимит сам отпущу». Ответ был как ушат холодной воды, сопровожденный к тому же смехом, каким обычно отвечают на глупость ребенка: «С вами иметь дело мы не можем, вы — частное лицо». Я было загорячился: «Да позвольте, почему «частное»? Я гражданин своего Отечества…» Вот теперь почувствовал, что действительно сказал глупо. Ну какой разумный человек станет объяснять железобетонному столбу, что ему надо подвинуться и дать проехать?..
Дело, разумеется, не остановилось, лимит нашли, с одной кочки сдвинулись. Я не для того это рассказываю, чтобы еще один камень кинуть в огород конторы, их и без того туда накидано столько, что живой земли не видать. Нет. На этот раз нет. Меня о с к о р б и л о…
Вы, дорогой читатель, мое состояние поймете, потому что наверняка сами побывали в роли частного лица, да только по другому случаю, поэтому и испытанное вами немножко иного характера. Я скажу, когда вас огорошили этим «титулом»: когда вы пришли в контору просителем. Скажем, в автоколонну, просить, чтобы вам привезли воз песка для подсыпки под гараж, или воз навоза на садовый участок, или… Словом, пришли вы с личной своей нуждой в государственное учреждение, и вам сказали: «Извините, частных лиц не обслуживаем». В такой-то роли и я бывал не раз (о ней волей-неволей в этих заметках придется говорить), а вот, оказывается, роль эта имеет совсем-совсем другой характер — человек идет в контору не с прошением, а с п р е д л о ж е н и е м.
Понимаю, что и тут я Америки не открою. О том, как встречают в иных конторах и инстанциях п р е д л а г а ю щ и х, писано-переписано, и добавить тут вроде бы нечего. Зачем же тогда взялся за перо? А затем, что задело лично меня как с л у г у Отечества (Громко? Не пугайтесь, дело того стоит!), оскорбило как гражданина, не имеющего никакой иной корысти, кроме пользы обществу. Так что если и будет какая «Америка» в моих заметках, то только эта — самочувствие оскорбленного в… п р а в е н а о б я з а н н о с т ь.