Читаем Der Tod und das Mädchen (Смерть и девушка) полностью

вырос он все-таки в Турине), в символике которой он экзистенционально себя

определяет, наконец, неподалеку от которой он провел конец войны в

добровольном изгнании. Этот герой – лишь отчасти сам Павезе, но уж наверняка

тот человек, которым он видел себя во сне. И в идиллиях, и в кошмарах.

Речь идет об очень конкретной округе, прекрасно описанной в "Луне и

кострах". В этой повести масса топонимов, нет только самого главного – Санто

Стефано Бельбо, поселка, теперь уже городка, который Павезе считал центром

своей жизни. Вообще, реалии Пьемонта и постоянно (из повести в повесть)

возвращающиеся в разном обличье девушки с хриплыми голосами –

литературные пунктики Павезе.

Санто Стефано (а не Сан-Стефано, как напрасно утверждал Брейтбурд)

Бельбо – это самое что ни на есть сердце Пьемонта на северо-западе Италии, в

нижней части ботфорты итальянского сапога, не на швейцарской границе, а к юго-

востоку от Турина, на полпути к Генуе. Очень важно правильно расшифровать

название. Речь о местечке Санто Стефано, расположенном на берегу реки

Бельбо, притока известной из древней классики реки Танары, впадающей, в свою

очередь, в главную артерию Северной Италии – реку По. Бельбо с полным

основанием омывает и другие деревушки в занимающей Павезе округе.

Брейтбурд пишет, обильно цитируя различные источники, в том числе, самого

Павезе:

"Детство Павезе было разделено между зимой в Турине и летом, когда его

привозили в Сан-Стефано Бельбо, где у семьи сохранился собственный домик.

И тогда он снова бродил по родным холмам, подолгу простаивал на мосту

через Бельбо, вдыхал запахи трав и виноградников, добирался пешком до

Канелли, откуда уходили поезда и которое казалось ему окном, распахнутым в

мир и в жизнь. Здесь, в Сан-Стефано, он часами просиживал в мастерской

плотника Скальоне, сын которого, Пиноло, стал на всю жизнь другом писателя

– мы узнаем его черты в образе Нуто из повести ’Луна и костры’. Павезе

31

вспоминает об этой дружбе в своей последней повести, желая объяснить, что

значила для него деревня, из которой он хотел уехать и потом вернуться

обратно, повидав мир, чтобы в родном краю открыть все ’во второй раз’. Эту

мысль о возврате не раз настойчиво повторяет Павезе. В письме школьному

инспектору из Сан-Стефано Николе Энрикенсу Павезе говорит: ’Все мы учили

в школе, что Альфьери открыл себя и Италию, бродя по миру. Вы даже не

представляете себе, какую глубину обнаруживаешь в наших и греческих

классиках, когда возвращаешься к ним из американского, или немецкого, или

русского ХХ века; то же можно сказать о семье и о родине. Я люблю Сан-

Стефано до безумия, но потому, что вернулся очень издалека’."

Зачем далеко ходить? "Луна и костры" начинается так (прямо под

посвящением и эпиграфом: For C. Ripeness is all.):

"Должна же быть причина тому, что вернулся я в эту деревню – сюда

вернулся, а, скажем, не в Канелли, в Барбареско или в Альбу".

И потом:

"Должно быть судьба такая. Я часто думал – сколько там людей было, а

теперь в живых остались только я и Нуто, только мы уцелели. Как долго

вынашивал я мечту (однажды в баре в Сан-Дьего это желание овладело мной

с такой силой, что я чуть не лишился рассудка): выйду на дорогу, потом пойду

мимо ограды, мимо сосны, пройду под сводом лип, услышу голоса, смех,

кудахтанье кур, отворю калитку: ’Вот я и здесь, вот я и вернулся’. И сразу все

ошалеют от изумления – и батраки, и женщины, и пес, и сам старик".

Признаюсь, эти слова сразу кое-что мне напомнили. Один хорошо знакомый

текст2. Впрочем, повременим с ним немного.

Теперь пришло время вспомнить, что у Павезе был (собственно, есть)

примечательный литературный сосед. Речь об Умберто Эко, родившемся в 1932

году совсем рядом с Санто Стефано, в Алессандрии3, в нескольких километрах от

2 Не удержусь от дополнительного выпада в сторону Павезе: что это за деревня, где все, кроме двоих, кроме него и

Нуто, выбиты за неполные двадцать лет? Вернее, что это за чумной образ деревни?

3 Гениальная переводчица Эко Е. Костюкович пишет попросту "Александрия". Ей, конечно, виднее, но в данном случае я

следую примеру большинства.

32

места впадения Бельбо в Танару. Общеизвестно, что на старости лет Эко

затосковал по этим местам и вернулся туда в личине Баудолино. Для нас куда

важнее, что тоска по ним одолевала его и раньше. Сам Эко этого никогда не

скрывал. Мало того (это, к сожалению, известно не всем), Эко открыто признавал

приоритет Павезе в том, что касается любви к Пьемонту; к тому же он

адаптировал изобретенную Павезе литературную интерпретацию болезненных

событий, происшедших в этой провинции в последние два года второй мировой

войны, в ходе немецкой оккупации Италии, – речь, конечно, о партизанщине и ее

моральных дилеммах, об облавах, изменах, героизме, трусости и тому подобном.

Поэтому Эко, как у него нередко водится, фактически переписал, слив воедино,

несколько повестей Павезе, и получил многословные мемуары одного из главных

героев "Маятника Фуко". Самого героя, дабы избежать недоразумений и

обвинений в плагиате, он напрямую назвал Бельбо – именем реки, ставшим с

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже