Деревенская околица. Рассказы о деревне

— Чего ты здесь разоряешься? Ну, не успели унести в морг мёртвого мужика. Некому. Сейчас же перестройка. Обычно их в морг таскали слесарь с электриком, а сегодня у них забастовка, поскольку сейчас демократия. Шахтёры сидят на рельсах, требуют зарплату, а наши требуют спирт. Главврач запретил спирт им давать, вот они и бастуют. Да вы сами вынесите жмурика, носилки в коридоре, а морг у нас тут рядом. Может он вам ещё самому пригодится, хоть узнаете, где и вам лежать придётся. А я тем временем, если найду бельё, то простынку вам поменяю.

— Не лягу я на место мёртвого. Эта койка несчастливая. Мужики говорят, что за месяц на ней третий покойник. Не хочу быть четвёртым, — и опять меня понесло, — Я кровь проливал… Рокоссовский мне руку жал… Пять раз в госпитале лежал, а такого даже на фронте в госпитале не было… — И что вы думаете?

— Ой! Поглядите на него! — кричит эта белая крыса, — не ляжет он. Это тебе не фронт, не война, а районная больница. К вашему сведению, у нас на всех койках кто-то когда-то окочуривался. А если так, то выходит, надо больницу закрывать что ли?

В общем разъяснила.

— Ой, врёшь ты, Василий Николаевич. Не может этого быть.

— Может. Спроси у Фроси, нянечки. Она подтвердит.

Хоть в больнице и скучно, но выздоровляющие не падали духом, как могли веселили себя, балагурили. А поводов хватало. Взять хотя бы тракториста с Воронихи, Витю Басаргина. У него тоже горе, но горе какое-то весёлое. Оказывается ему после операции влили донорскую кровь председателя сельского Совета, Пичугиной, которой он не вспахал огород. От её крови у него стали пропадать шикарные усы, зато стали расти груди. Он переполошился, но доктор успокоил — это самовнушение. Но каждое утро все балдели и замеряли, на сколько увеличились его груди.

Ещё в палату перевели из реанимации ветврача из Шубенки, Морозова Олега Палыча. У него после операции плохо отходили газы, и врачи радовались, когда у него всё-таки начал срабатывать метеоризм (значит правильно лечат). Но это было плохо для соседей по палате. Грамотный человек Олег Палыч, чтобы не портить в палате атмосферу, решил использовал науку. Изредка он кричал: «Спичку!» Тогда вся палата оживала, так как ждали потеху. Кто-то чиркал спичкой, подносил к заднице и пламя от газов метеоризма факелом ухало на метр. Зрелище было диковатое, смотреть приходили из других палат, все хохотали от души, зато атмосфера в палате не портилась. Вот что значит учёный человек, плюс наука. Были и другие нехитрые развлечения.

Хвалили докторов, какие они заботливые, чуткие. На другой день их ругали на чём свет стоит. То после операции в брюхе забудут скальпель, вату или перчатки. Ещё хуже, когда вместо аппендицита отрежут почку. Или разденут бабу, которая помоложе, разглядывают и балдеют — это у них называется консилиум…

Время идёт, уже надоело лежать, скорей бы домой. И тут вдруг пришла беда в виде горластой медсестры Ирины Зыковой. Оказывается, у неё на Ивана Ивановича давно имелся зуб. Он её всего раз видел, и уже давно забыл. Мало ли людей проходило через его кабинет, всех не упомнишь, но она не забыла. Как-то по весне попросила его продать поросёнка, а он отказал. Говорит:

— Мы их продаём только колхозникам. Если останутся, то будем продавать на сторону, а сейчас, извините, не могу.

— А кто ваших колхозников лечит? Если вы, дай Бог, захвораете, а я вам скажу, что мы лечим только своих медиков, а если останутся лекарства, тогда будем и вас лечить. Понравится вам?

И вот видит он эту медсестру Ирину в процедурном кабинете (оказывается она вышла из отпуска). Догадывается, что сейчас тот поросенок ему отрыгнётся. Один раз замешкался, не успел на укол. Слышит в коридоре рёв. Врывается в палату эта медсестра и со злостью орёт во весь голос: «Ветров! За тобой что, надо персонально ходить? Тут нет секретарей на побегушках! Ты свои начальничьи замашки кончай! Хватит издеваться над народом!»

Растерялся Иван Иванович, потом тоже озлился:

— А чё, собственно, вы тут орёте? Почему хамите? Да у вас с десяток больных ждут укола, а вы ко мне привязались.

— Не учи! Я знаю, что мне делать. Ты у себя в кабинете командуй. Увидел он в коридоре людей, а у себя в приёмной не видишь? Часами сидят. Деятель, какой. Тут тебе не подчинённые…

Да как сцепились. Орут друг на друга. Дай ножи — пойдут врукопашную. Иван Иванович чувствует, что надо бы остановиться, ведь смешно со стороны смотреть, — кто кого перекричит. Да куда там. Так с криком и вошли в процедурный кабинет.

Спускает Иван Иванович штанишки, сам трясётся от обиды:

— Сколько до вас медсестёр работало, и со всеми у нас мирно без крика, а как вы появились, всё отделение на нервах.

— А я перед тобой выплясывать не собираюсь. Это ты у меня сейчас попляшешь, — и ни с того, ни с сего говорит: — и поросёнка вашего мне не надо. Перебьёмся. Подавись своим поросёнком.