Деревянные глаза. Десять статей о дистанции

Связь между историческими фактами и цитатами из Ветхого Завета часто рассматривается как свидетельство о ветхозаветном влиянии на рассказанные факты, в особенности в случае описаний Страстей Христовых. Вне всякого сомнения, это верно в отношении 21-го псалма, ставшего неотъемлемой частью литургии Страстей. История обогащается все большим числом подробностей; уже становится трудно отличить факты, связывавшие псалом со Страстями, от деталей повествования, навеянных псалмом[318].

Подобные детали могли обуславливать дальнейшее развитие повествования: таков, в частности, эпизод с неверно понятой цитатой из Пс 21, произнесенной Иисусом на кресте («Или́, Или́! ламá савахфáни?») [ «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»]) и подсказавшей солдатам шутку «Илию зовет Он» (Мф 27: 46–49, Мк 15: 34–36). Неспособность распознать Мессию также согласуется с логикой исполнения пророчества в духе Второ-Исаии[319].

IV

Таким образом, мессианский элемент, основанный на цитатах из пророков (особенно из книги Исаии), является главным источником повествования канонических Евангелий, что сильно отличает их от сборников изречений Иисуса, подобных Евангелию от Фомы[320]. Профетическое ядро породило целую серию высказываний, постепенное формирование которой мы только что проследили: «cе дева»; «се мой раб»; «се агнец Божий»; «се человек». В Вульгате эта серия выглядит так: «ecce virgo», «ecce puer meus», «ecce agnus Dei», «eccе homo». Около 1535 года Ганс Гольбейн Младший выделил первый и (c меньшей очевидностью) третий элементы серии, дабы живо выразить связь, скреплявшую Ветхий и Новый Заветы (ил. 8).

«Се» («ecce») является переводом еврейского слова «hinné». В Септуагинте «hinné» стало «ἰδού» или «ἰδέ»: разговорными адвербиальными выражениями, связанными с глаголом «видеть» и использовавшимися для того, чтобы привлечь внимание слушателя – более или менее так же, как английское «look!»[321]. В Евангелиях «ἰδού» и «ἰδέ» встречаются в совершенно неравных пропорциях: соответственно 62 и 4 раза в Евангелии от Матфея; 59 и 0 раз в Евангелии от Луки; 12 и 7 раз в Евангелии от Марка; 6 и 16 раз в Евангелии от Иоанна[322]. Избыток «ἰδού» в Апокалипсисе (30 употреблений) истолковывался как подражание профетическому стилю, которому свойственно использование номинативных предложений[323].

8. Ганс Гольбейн Младший. Аллегория Ветхого и Нового Завета. Эдинбург, Национальная галерея Шотландии

Разумеется, плотная концентрация «ἰδού» в книгах Исаии (88 раз), Иеремии (132) и Иезекииля (100) подтверждает, что в Септуагинте это выражение в значительной мере ассоциировалось с пророческим сном или видением[324]. «Поэтому, – пишет св. Иероним, – пророков звали провидцами (videntes): они видели то, что другим узреть было не дано», то есть Иисуса[325].

Как я постараюсь показать, цитаты из пророков, помещенные в Евангелия, открывали целый ряд совершенно неожиданных изобразительных возможностей. Однако прежде чем они были реализованы, прошло много времени. Поначалу христианское искусство вступило на радикально иной путь.