Рассвет застал Кенета уже в поле. До полудня он работал, предаваясь своим мыслям и почти не обращая внимания ни на что вокруг. Незадолго до того, как солнце приблизилось к зениту, ход его размышлений был нарушен.
— Э-э... добрый день, Кенет, — неуверенно окликнул его староста.
— Добрый, — покладисто согласился Кенет. Староста шумно вздохнул; на лице его изобразилось явное облегчение.
— Я что спросить хотел... — прокашлялся староста, — тебе помощь какая не нужна?
Кенет выпрямился и внимательно посмотрел на него. Под его взглядом староста побледнел, съежился и словно бы усох.
— Отчего же нет? — со сдержанным добродушием кивнул Кенет. — Может, и понадобится.
— Так ты только скажи, — выдавил староста и опрометью бросился через поля прочь, не разбирая, где чья земля.
Вслед за старостой появились и другие желающие непременно поздороваться с Кенетом, а то и помощь предложить. Чуть не полсела промаршировало мимо молодого воина. Кенет учтиво отвечал на приветствия и от предложенной помощи не отказывался, хотя и не уточнял, в какой именно помощи он нуждается. Когда же сумеречная прохлада начала слизывать дневной пот, Кенет решил, что хватит с него на сегодня и работы, и приветствий. Он отправился на реку, поплавал немного в свое удовольствие и поймал руками несколько рыб — отчасти для тренировки, отчасти — потому что дома есть нечего, и самую малость — чтобы порисоваться немного перед глазеющими на берегу мальчишками и не обмануть их ожиданий. Собственная проказливая выходка развеселила его. Раньше он изо всех сил старался выглядеть взрослым и не позволял себе ничего, что выдавало бы его крайнюю молодость. Теперь же в этом просто не было нужды. Потешаясь над самим собой, Кенет облачился в хайю, аккуратно затянул пояс, тщательно расчесал мокрые волосы, собрал пойманную рыбу на кукан и отправился домой.
Мусора во дворе не осталось. Ай да Бикки! И ведь давно управился: присыпанное землей кострище уже остыло. Кенет усмехнулся и вошел в дом.
Очаг и котлы по-прежнему были покрыты липкой черной сажей: не только Бикки, но и ослабевшей после болезни мачехе подобная работа не под силу. Во всем остальном дом переменился разительно. Пыль исчезла бесследно. Пол и стены только что не сверкали. Бикки увлеченно надраивал стол. Посреди комнаты стояла мачеха в своем старом праздничном платье. В последний раз Кенет видел ее в этом наряде в день ее свадьбы с отцом. С тех пор мачеха сильно похудела, но платье сидело на ней ладно, не топорщилось нигде, не свисало мешком. Волосы ее были причесаны с особым тщанием. Все как и полагается по торжественным случаям — все, кроме изжелта-бледного лица со скорбно поджатыми губами и остановившимся взглядом.
Кенет не успел и слова молвить. Мачеха обернулась к нему и медленно безмолвно поклонилась новому главе семьи.
Кенет ответил на ее поклон тоже без единого слова. Потом он жестом подозвал Бикки.
— Я тут рыбы наловил, — сказал он, вручая Бикки снизку рыбы, — возьми мой котелок и поди приготовь.
Бикки куда больше хотелось остаться и послушать, о чем будут толковать взрослые, но взглянул на старшего брата — и стрелой вылетел за дверь.
— Присядем, матушка. — Кенет взял мачеху за локоть и подвел ее к столу.
Мачеха молча кивнула и села за стол напротив Кенета.
— Я не мог вернуться зимой, — начал Кенет. Речь его звучала твердо и непринужденно, но под столом он напряженно заламывал пальцы.
Мачеха глядела куда-то мимо него и молчала.
— Нам нужно обсудить передачу наследства, — помолчав, произнес Кенет. — Я, собственно, затем и вернулся.
— Как ты предполагаешь им распорядиться? — ровным невыразительным голосом спросила мачеха.
Самое трудное для Кенета было уже позади, самое трудное для нее только начиналось.
— Это хорошо, что Кайрин ушел. — Кенет решил говорить напрямую. — С ним было бы труднее. Я всем этим тонкостям не обучен. А так все просто. Дом, поле, огород и луг — Бикки, ясное дело. Под вашей опекой до семнадцати лет.
Мачеха посмотрела на Кенета умоляющим взглядом; Кенет предпочел его не заметить.
— И еще половина денег, что я привез, — продолжал Кенет. — Не так уж там и много, но будет с него и половины.
Взгляд мачехи из умоляющего сделался почти безумным.
— Вторую половину денег я оставляю вам. — Кенет положил кошелек на стол. — И участок под тутовые деревья. Можете его, конечно, продать, но я бы не советовал. Он вам пригодится. За шелк в городе хорошие деньги дают.
— А что ты собираешься оставить себе? — тем же бесцветным голосом осведомилась мачеха.
— Право приезжать иногда, если жив останусь, — усмехнулся Кенет. — Ремесло у меня... такое... не знаешь, что завтра случится.
Только тут мачеха в первый раз посмотрела на Кенета внимательно. Потом согнулась, закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. Кенет положил ей руку на плечо.
— Ну, жив я все-таки останусь, — небрежно утешил он, сделав вид, что не понял, что плачет она не от страха за него, а от стыда и облегчения. Плечи мачехи затряслись еще сильнее, но постепенно она успокоилась и отняла руки от лица.