Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

   Впрочем, не из одних только драк и изматывающей работы на крохотном поле, с которого кормилось семейство дядьки Вейядаса, состояла жизнь Хорава. Были и радости - например, когда он учился лумаргскому письму от бродяги-агэнаяра, нашедшего на зиму приют под крышей вейядасова дома. Было просто чудесно, когда из чёрточек и кружков рождались привычные слова. И запомнить тридцать девять несложных гиалийских букв было проще, чем сотни аганских иероглифов, вычурных и похожих один на другой. И как горевал Хорав, когда агэнаяр по весне ушёл не известно куда.

   А потом была первая любовь... Где она сейчас, та худая и нескладная девчонка? Умерла в одну из многочисленных голодных зим? Или была угнана в Эсхор в Год Печали? А может, сумела пережить и голод, и трёхлетнее моровое поветрие, ухитрилась схорониться в тростниках Серебрянки от эсхорцев, приведённых родственничками Адихора, а потом от воинов самого Адихора, вымещавших злобу на уцелевших жителях Келен-Коннота. А затем избегла прочих опасностей, грозящих малым мира сего. И сидит, может быть, Эстоале, седая и беззубая, в окружении детей и внуков где-нибудь в убогой хижине на берегу Рыбных Озёр или Серебрянки. А вполне может статься, что она сейчас где-то здесь, среди аганского становища, раскинувшегося на западном берегу Быстрой реки - ведь, увидь её Адихор по прошествии добрых тридцати лет, ни за что бы не узнал.

   Да, прошло целых тридцать лет, вернее даже тридцать два года, с тех пор, как в дом Вейядаса пришли люди из дворца ард-дина, чтобы забрать с собой шестнадцатилетнего Хорава.

   До сих пор помнит он, как громко стучала кровь в висках, когда вели его, оборванного и грязного, только что с поля, по длинным и сумрачным залам разодетые в эсхорский шёлк важные вельможи. И как билось, словно вот-вот выскочит из груди, сердце, когда стоял он в двух шагах от трона, на котором сидел Кувандас Беспощадный, ард-дин всех аганов.

   Кувандас же посмотрел в глаза племяннику, и, встав со своего места, подошёл к нему, положил руку на плечо и сказал: "В присутствии лучших людей одиннадцати племён я объявляю этого молодого человека, сына своей сестры Дандальви, мужа благородной аганской крови своим наследником!" И знать, та знать, что ещё вчера проходила мимо, норовя столкнуть Хорава с дороги в грязь, радостно приветствовала благородного Адихора, наследника славного Кувандаса.

   Спустя некоторое время, освоившись в новой для себя обстановке, юноша понял, чему обязан такой перемене судьбы. Аганский племенной союз разваливался, Кувандасу приходились кровью и железом сдерживать стремление динов к свободе. Восставало то одно, то другое племя. В кровавой сече с талдфаганами, к которым примкнули гунворги, пали все четыре сына ард-дина: Бардэдас, Дандалуват, Андарис и Бардэрис, не успев оставить потомства. Варилун, младший брат князя, погиб за год до этого. Дети Варилуна: Келендас и Андадас слишком малы. Оставался только сын Дандальви и лумарга. Так Адихор стал наследником ард-дина.

   Годы, состоящие из бесконечных походов и кровавых битв, летели один за другим. Вот сожжённые талдфаганские селения вдоль берегов Осуваилы. Вот ровное, как стол, поле в излучине Шархела, ставшее могилой ополчению мятежных племён востока степи. Вот Кувандас, падает, пронзённый предательским кинжалом. А вот его убийца жарится на костре, визжит и орёт в предсмертных муках, что отомстил радзаганской собаке за гибель своей нфолы, нфолы Чёрного Кабана племени талдфаганов.

   И снова мятежи племенных динов, снова походы и сражения - победоносные, но бессмысленные, ибо после каждого усмирения Адихор не досчитывался сотен отборных воинов, а каждый убитый и замученный мятежник оставлял после себя целую свору жаждущих мести родственников, готовых откликнуться на призыв любого, кто выступит против ард-дина.

   И настал день, когда такие нашлись - сыновья Варилуна Келендас и Андадас поддержанные динами ботогунов, вилрадунгов и чёрных радзаганов. Затем к ним примкнули другие племена. Две битвы окончились ничем. Тогда Келендас обратился за помощью в Эсхор. Такого не бывало: чтобы аганы призвали против своих сородичей чужаков. От Келен-Коннота осталось только пепелище - как и от многих других аганских поселений. Многие тогда отшатнулись от сыновей Варилуна, и Андахор во главе почти всего народа разгромил братьев-изменников и их эсхорских союзников.

   Но единение окончилось над трупами Келендаса и Андадаса. И вновь завертелась кровавая карусель. Выныривали откуда-то самозваные внуки Кувандаса и незаконнорожденные сыновья всех потомков Бардэдаса Основателя. Они гибли один за другим под ножами своих же приспешников, но успевали внести смуту среди аганов. И всё меньше и меньше людей оставалось верно ард-дину Адихору. Пока он со своими сторонниками не оказался прижатым спиной к берегу Осуваилы, как раз в тех местах, где стояли талдфаганские селения, вырезанные молодым Адихором, когда ещё жив был Кувандас.