Деревянный самовар

– И Ратничкина позовем? – вдруг вспомнил Смирнов.

– Какого еще Ратничкина? – Казарян убирал бумаги со стола, готовя плацдарм для закуски и выпивки. – Никакого Ратничкина не позовем. Все сами выпьем и съедим.

Смирнов устроился на диване и приказал Поземкину:

– Садись, капитан!

– Куда? – послушно спросил тот.

– Сюда! – Смирнов со страшной силой ударил ладонью по дивану рядом с собой. Взметнулось вверх округлое облако пыли. Смирнов внимательно проследил, как облако, осаживаясь, растворилось в атмосфере номера. Проследил до конца и сказал несколько растерянно: – Да-а, номер-люкс.

Поземкин сел рядом, а Олег спросил:

– Ты чем-то недоволен, Саня?

– Недоволен, – твердо выразил неудовольствие Смирнов. – Где песня про подполковника Смирнова?

– Претензии принимаю. Не успел. Одно оправдание – занят был перелопачиванием варева, официально именуемого сценарием.

– Я сейчас дам тебе по морде, – тихо предупредил писатель.

– Во-первых, я не позволю тебе сделать это: я сильнее и обученнее тебя, – небрежно начал Торопов. – А во-вторых, если ты скажешь, что этот сценарий ты писал искренне и серьезно, то я встану перед альтернативой: кто ты – бездарный кретин или бесстыдный лжец? Но в той или другой ипостаси ты окажешься гражданином, с которым я не то что драться – срать на одном поле не сяду.

Фурсов рванулся к Олегу, но был надежно перехвачен старым боксером Казаряном, который держал его крепко и шептал, шептал в ухо:

– Владик, зачем же дергаться? Он говорит, и ты говори. Поговорите, поговорите, устанете, и тут мы все вместе водочки и выпьем…

– Этот подлец мне Светку простить никак не может! – кричал Фурсов и делал вид, что вырывается.

– Московскую подстилку не к месту вспомнил, – отметил Олег.

– Она была твоей женой! А теперь она моя жена! – продолжал кричать писатель Фурсов. – Я отбил ее у тебя!

– Я пойду? – тихо попросился домой Поземкин.

– Да сейчас все это закончится, – успокоил его Смирнов.

Первым, как и предполагал Казарян, устал Олег.

– Ну, отбил и отбил. А самое главное, к папе прибился.

– Ты Дмитрия Федоровича не смеешь трогать! – еще в объятиях Казаряна сделал заявление Владислав и тут же обратился с просьбой к режиссеру-постановщику: – Отпустил бы ты меня, Рома!

– С ножом на людей кидаться не будешь? – поинтересовался Казарян. – Зубами Олегу глотку не перегрызешь? Говори, будешь или не будешь?

– Не буду, – решил Фурсов, и Казарян отпустил его с условием: – Помоги мне на стол накрыть.

Роман и Владислав мирно расставляли бутылки, консервные банки, банки стеклянные, а также тарелки, раскладывали ножи и вилки.

– Они, что – понарошку? – спросил у Смирнова Поземкин. Тихо опять же спросил.

– А у них все понарошку, – ответствовал Смирнов, но мысль развить не успел, потому что в номер впорхнула Жанна и с ходу возмутилась:

– Что это у вас на столе?! Опять общежитие ПТУ? Роман Суренович, вы же армянин, кавказский человек, для которого красивый стол – святыня!

Не прекращая монолога, в котором мужчины скрупулезно сравнивались с некими парнокопытными животными, Жанна ловко переместила маринованные огурцы и помидоры из стеклянных банок в тут же нашедшиеся в буфете салатницы, шпроты и кильки ровными рядами расположила по специальным тарелочкам, тонко нарезала колбасу и сыр. За пять минут завершив все дела, она еще раз озабоченно осмотрела стол и, гордясь, среди присутствующих мужчин, наконец, разглядела Поземкина. Приказала:

– Мужичок, давай-ка сбрось мундир. И так в компании милиционеров – пруд пруди.

– Вы – актриса? – покорно снимая китель, осведомился Поземкин.

– Весь мир – театр, все люди – актеры, – торжественно возгласила Жанна и добавила попроще: – А вообще-то, я – прислуга за все.

– Жанна, сходи Сеню и Тольку позови, – распорядился Казарян.

– Вот о чем я и говорю, – сказала Поземкину Жанна, а Казаряну сообщила: – Семен сейчас будет, а Толян, разобранный по кускам, отдыхает у себя в номере.

– Чего это он? – удивился Роман.

– Роковая страсть. Ревнует.

– Тебя, что ли?

– Ага.

– К кому, если не секрет?

– Как на духу – не знаю.

– А он – знает?

– Если бы знал, не пил, а отношения выяснял.

– Значит, как у Шекспира. Зверь ревности вообще.

– Ничего себе – «вообще»! – возмутилась Жанна. – Черненький Дездемону удавил вполне конкретно.

– Дездемона, сдавай! – зычно предложил Смирнов.

Жанна разлила по стаканам, и все уселись за стол. Казарян строго и предупреждающе осмотрев присутствующих, предложил тост, который весьма невнятно прозвучал вчерашним вечером:

– За мир и согласие!

– Чистый Брежнев, – отметил непьющий Олег Торопов, а остальные молча выпили.

Фурсов жевал, сосредоточенно обдумывая, что и как сказать. Думал, думал и додумался:

– На кой черт ты сидишь за столом, Олег? Пить – не пьешь, а подначками своими всем хорошее настроение портишь.

– Порчу настроение я только тебе, Владик, – лениво откликнулся Торопов, – а общаясь с другими, хорошими поддатыми людьми, я вроде бы тоже легкий кайф ловлю. Вот поэтому и сижу. Извини, инженер человеческих душ.