Деревянный самовар

– В закусочную! – зычно приказала блондинка-командир. – Там сегодня, слава Богу, Матильды нет. Любка дежурит, душа-человек. Олег, запевай!

Олег действительно пошел и действительно запел не свою, правда. Но строевую:

Там, где пехота не пройдет,
Где бронепоезд не промчится,
Железный танк не проползет,
Там пролетит стальная птица.
Пропеллер громче песню пой,
Неся распластанные крылья.
В последний час, в последний бой
Летит стальная эскадрилья!

Невольно подбирая под ритм песни шаг, стальная эскадрилья стальных и хищных провинциальных птиц выстроилась за Олегом и стройно двинулась в закусочную. Тихо-тихо заныло сердце, сладостно заныло. Девятнадцать лет ему, сорок второй год, плац училища, пыль из-под ритмично топочущей кирзы и…

– Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится… – самостоятельно и себе под нос спел Смирнов.

– Пойду и я в закусочную схожу, – решил Фурсов.

– Справь себе удовольствие, – понял его Казарян. Фурсов и пошел. Кутаясь в халатик, на крыльце гостиницы появилась Жанна. Спросила, хотя и знала:

– Развязали Лелика паскуды эти?

– А ты-то где была? – злобно спросил Смирнов.

– Так меня же в списке приглашенных не было!

– По нахалке поехала бы!

– Менты тоже любят после драки кулаками помахать? – недобро спросила Жанна и опять об Олеге: – Теперь, до тех пор пока не рухнет, от стакана не оторвется. Из наших с ними кто-нибудь пошел?

– Писатель, – сказал Казарян.

– Из наших! – презрительно заметила Жанна. – Он Олегу через жопу водку клизмой готов загонять, чтобы тот был полное говно, а он, писатель, – герой и молодец.

– Что делать, Жанна? – решил посоветоваться Казарян.

– С Олегом неделю, по крайней мере, ничего. График съемок переделывайте, Роман Суренович. Зато ваш оператор наверняка завяжет для контраста. Маленькая, но польза, – ночной холодок достал под халатом голое тело, она зябко передернула плечами. – Съемку на завтра отмените?

– Нет, – упрямо решил Казарян. – Пейзажи поснимаем, Наташины проходы и проскоки с дублершей. На завтра легких концов предостаточно.

– Пойду спать, – с неудовольствием сообщила Жанна и удалилась.

– И я, – солидаризировался с ней Казарян. – Если засну. Когда же мы с тобой поговорим, Саня?

– В Москве скорее всего, – понял Смирнов. – Пошли, я тоже, видно, умаялся.

…Из холодильника вытащил последнюю крайкомовскую, свинтил ей головку, принес из ванной гладкий двухсотпятидесятиграммовый стакан, налил его до краев – первый за эти сутки, из вощеного пакета двумя пальцами – остаточным запахом брезговал – вытянул кусочек барской рыбки и без раздумий и колебаний с первого захода выпил все двести пятьдесят.

Сполоснулся под горячим душком не чистоты ради, а чтобы быстрей в комплексе с дозой сморило, поставил свои звенящие наручные часы на шесть часов и улегся в ожидании сна. Но сон не подпускала одна мысль: сегодня ночью обязательно убьют кого-то, если уже не убили.

13

Ранним-ранним утром его обнаружила домохозяйка. Тезка великого пролетарского поэта прокурор Нахтинского района лежал в густой и высокой траве у самого забора. Он лежал в луже уже коричневой крови проткнутый метровым железным штырем. На шее был повязан алый пионерский галстук.

– Да… – сказал Поземкин.

– Да… – подтвердил следователь.

Фотограф суетился, щелкал, медэксперт ждал своей очереди, любопытные, слава Богу, были за забором. Труп любопытным не был виден – загораживали забор и работники правоохранительных органов, и поэтому они негромко обсуждали происшедшее. Стоял раздражавший милиционеров гул: обсуждали хотя и негромко, но, несмотря на ранний час, обсуждавших было до полусотни.

– Как вы думаете, когда это могло произойти, Эдита Робертовна? – спросил следователь у хозяйки. Сухая, прямая, с острым и недоброжелательным лицом Эдита Робертовна подумала и ответила твердо:

– Не знаю.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Вчера. Ровно без пяти минут семь вечера.

– Откуда такая точность?

– В семь часов по телевизору показывали кинофильм «Разные судьбы». У меня телевизора нет, и я пошла смотреть кино к Стефании Владиславовне. Соседке, – Эдита Робертовна широким жестом указала на дом, отстоявший от ее собственного метров на пятьдесят – шестьдесят.

– Когда вы вернулись домой?

– После кино мы пили кофе, разговаривали… – рассказывая, размышляла о времени Эдита Робертовна. – Я думаю, что где-нибудь в половине одиннадцатого.

– Владимира Владимировича уже не было дома?

– Не знаю. Дверь в его комнату была закрыта…

– На ключ? – перебил Поземкин.

Эдита Робертовна с непонятным удивлением посмотрела на капитана и ответила презрительно:

– Откуда я знаю?

– Вы за ручку не подергали? – продолжал донимать ее Поземкин.

– Я никогда без разрешения не дергаю ручек чужих дверей.

Понимая бесперспективность поземкинского метода, следователь спросил о другом:

– Когда вы подходили к дому, свет в его комнате горел?

– Нет.