Деревянный самовар

– Очень тебя прошу: не будь истеричным говном. Я вернусь минут через сорок, не позднее. Обязательно дождись меня, обязательно. Ты мне нужен.

– У меня дел по горло. Я экспедицию сворачиваю…

– Это не у тебя, это у директора съемочной группы. Рома, не капризничай, есть идея, если она подтвердится, то только ты сможешь в этой ситуации мне помочь. Пойди в мой номер, приляг, отдохни… А, Рома?

– Давай ключ, – пробурчал Казарян.

* * *

В патологоанатомическом закутке Ивана Герасимовича Смирнов долго-долго смотрел на лицо мертвого Олега Торопова. Почему он не любил его живым? Почему так больно, когда он умер? Вздорный, высокомерный, самоутверждавшийся талантливый человек, все время наступавший ему, Смирнову, на больную мозоль. И на небольную тоже. На все подряд. Крупный, не особо классических линий нос. Большой рот. Высокие и заметные скулы. Небольшой подбородок с ямкой. С Покровки парень. Москвич. Россиянин…

Кто тебя заставил петь песни, которые рвали душу и, ничего об этом не говоря, кричали: мы окончательно превратимся в собачье дерьмо, если позволим себе остаться такими какие есть? Кто? Бог? Совесть? Развеселая и проклятущая беспробудная жизнь наша?

У входа в гостиницу его перехватил капитан Поземкин.

– Александр Иванович! – взвыл он. – Генерал вас обыскался, срочно требует!

– Чего требует?

– Вас, – упавшим, наконец, голосом сказал Поземкин.

– Где он?

– Только что в райотдел явился.

– Скажи ему, что буду через двадцать минут.

– Он же меня на куски разорвет!

– Не меня же, – сказал Смирнов и вошел в гостиницу.

Казарян лежал на его кровати и читал обрывок старой московской газеты, в которой были завернуты смирновские шлепанцы. Увидев Смирнова, сказал грустно:

– Вон Лариса Шепитько по сценарию Генки Шпаликова снимает, а я…

– А ты на кровати лежишь вместо того, чтобы, как негр, на подполковника Смирнова работать. Вставай, у меня весьма определенная версия смерти Олега, при которой у тебя, именно у тебя, дел невпроворот. Сейчас, я думаю, мы с генералом к войскам полетим на Жоркин хутор, следовательно, копать здесь время у тебя еще есть…

* * *

У райотдела милиции выстроились личный состав отдела, отделение, прилетевшее из крайцентра, весь наличный транспорт и Поземкин. Вне строя стояли генерал Есин, секретарь райкома партии Георгий Федотович и приближенный майор.

– Что вы себе позволяете!? – возмущенно заорал генерал.

– Но есть и еще одно преступление, – напомнил Смирнов генералу. Генерал хотел ответить, но Георгий Федотович положил свою ладонь на его погон с зигзагами и звездой:

– Александр Иванович, открылось такое… Я поражен. И еще эта грязная история с Виктором… Татьяна в отчаянии, правда, он никогда не был, мягко говоря, ангелом, но связаться с преступной организацией…

– Мы летим или не летим? – строго спросил генерал.

– Летим, Петр Петрович, летим, – заверил генерала секретарь райкома. – Я просто обязан лететь с вами: это мой район.

– По площади превосходящий Бенилюкс, – не кстати вспомнил Смирнов и, заминая собственную бестактность, фальшиво поинтересовался: – Куда летим, товарищ генерал?

– На Жоркин хутор. По моим агентурным данным, именно там сконцентрировалась сейчас активная часть преступной группы.

Агентурные данные мог предоставить только один агент – экс-руководитель художественной самодеятельности. Но Смирнов не стал об этом говорить. Он спросил вроде бы о другом, но для генерала – только об этом:

– Бармин где?

– Под стражей, – сообщил майор, ибо генерал такими мелочами не занимается.

– Он должен быть изолирован от всех, я настаиваю – от всех, товарищ генерал, – жестко потребовал Смирнов. Генерал хмыкнул и сказал майору:

– Придется тебе выполнить этот приказ, майор. Он по званию тебя старше, – генерал оглядел механизированное войско. – По машинам и на аэродром.

Вертолет взял на борт отделение с майором, генерала, секретаря райкома с помощником Васей, Смирнова и Поземкина. Другим деятелям правоохранительных органов района генерал не не доверял, считал их присутствие бесполезным. Говорить было не о чем, да и вертолет визга, рокота и свиста издавал достаточно, чтобы заглушить любой разговор. Через минут пятнадцать вертолет стал припадать на правый бок – разворачивался, значит.

Смирнов, сидевший справа, увидел Жоркин хутор во всей его красе. Сначала то, что видел с земли: изящную петлю Чони, красивые и сверху тоже коттеджи, аккуратные хозяйственные постройки, идеально расчерченные поля. Внезапно удивился до невозможности: помимо трех бараков у пруда за холмом в мелколесье притулились еще шесть. Вот тебе и всевидящий московский сыскарь – такое не заметить! Разозлился на себя, разозлился и на пилота, который приземлялся почти свободным падением, от чего в пустом смирновском желудке стало нехорошо.