Деревня дураков

Торжество начиналось. Вдоль дома вновь была расстелена дорожка, часть слуг снова одели в сюртуки и панталоны, часть — в форму наполеоновской армии. Женщины надели длинные платья с открытыми плечами, шляпкам, накидками и длинными перчатками до локтей. Тут же перед входом пели цыгане, встречая гостей, а уже внутри дома старательно выводил французские мелодии в полном составе коллектив Окульницкой. Зажженные повсеместно свечи создавали настроение праздника. Гости подъезжали к усадьбе и всех радушно на крыльце встречал Николай Николаевич в своей обожаемой наполеоновской двууголке. Получившие приглашения гости прибывали, заходили внутрь барского дома и внимательно оглядывались по сторонам, чтобы не пропустить ничего интересного: тут были и букеты, и сидры разных видов, и шампанское, и музыка. На обеденном столе красовались фарфоровые приборы. Начищенные до блеска ножи и вилки рвались услужить гостям помочь отправить в рот деликатесы французской кухни. К обеду ожидались омлеты нескольких видов, сыры, оливки, улитки, бургундские вина. Кульминацией стола должен был стать цыпленок Маренго, обжаренный в оливковом масле с коньяком, томатами и чесноком. Его готовились подать на хлебе с раками, зеленью и крутыми яйцами. Также была местная дичь с деревенским разносолами и пироги разных видов. Рассевшись за столом, гости приступили к трапезе. Французские артисты ели, пили и хвалили еду, опрокидывая в голодные рты и русские, и иностранные блюда. Прочие же ели умеренно, не объедаясь. Удовлетворив гастрономическую потребность, гости прошли в зал, где уже расставили стулья, и труппа французов отправилась готовиться к спектаклю. При выборе барином темы представления Аболдуев остановился на истории любви Жозефины и Наполеона. Ведь именно эта любовь заставляла императора совершать подвиги, завоевывать новые страны и действительно сворачивала горы. И спектакль, пусть и играемый на французском, был понятен каждому зрителю.

К концу представления большая часть гостей разъехалась по домам.

Дорого-богато, — произнес Исидор Шумаков.

И очень бессмысленно, — добавил Игнатий Богомолов.

У Аболдуева остались лишь артисты обеих национальностей да цыгане, ближний круг обожателей и слуги. Решив гулять до конца, барин объявил конкурсы, думая научить французов старинным русским играм. Вино полилось еще быстрее, вскорости к нему добавился и более крепкий алкоголь — куда же без русской водки! Паша Бричкин переоделся в даму и танцевал с Егором Гниляком. Варька обнимала французского актера. Отец Георгий облюбовал диванчик и пил грушевый сидр, сравнивая напиток со своим вишневым вином, пытаясь оценить вкус и наливая бокал за бокалом. Цыгане пели вместе с артистами. Кто-то играл в горелки и ручеек: лишние вещи, как шляпы, накидки, перчатки, сюртуки, были сняты и брошены где попало. Сашка и Глашка повисли на барине, беспрестанно говоря ему комплименты. Дед Мотуз заснул у порога. Французы беспрестанно ели и пили, и концу праздника уже выкрикивали русские слова. Успокоилась компания только под утро. К восьми часам дом погрузился в крепкий послеалкогольный сон: спали кто на столе, кто под ним; вповалку на диванах и в кроватях; в одежде и без нее. Караульные, слуги — всем перепало с барского стола. Жители деревни, кто смог пройти в кухню благодаря Анастасии Ощепкиной да Григорию Пименову, тоже получили и угощение, и выпивку. Так что можно сказать, что в сон погрузилась вся деревня, переваривая съеденное и выпитое.

А Макар Щукин не пил и не спал. Увидев в окно никем не замеченный подъезжающий экипаж барыни, произнес: “Вот и разрешилась вся эта нелепая ситуация”.