Деревня Левыкино и ее обитатели

У Михаила Ильича служба получилась тоже необычная. Сначала он проходил подготовку во флотском учебном экипаже в Севастополе. В разгар революционных событий на Черноморском флоте он, тогда еще первогодок, получил первую порцию революционного воспитания. Он рассказывал, что несмышленым первогодкам тогда поручалось несение караульной службы на гарнизонной гауптвахте, где в то время содержались замешанные в политических волнениях матросы в связи с восстанием на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Стоя ночами на посту под окнами арестантских камер, слушал матрос необычные рассказы арестованных о тяжелой флотской службе и о происходящих событиях, постигал умом своим, что в них было правдой, а что – ложью. Был он обычным малограмотным крестьянским парнем. Проникло ли тогда в его сознание понимание политических событий? Наверное, нет. Но чувство матросской солидарности им овладело. Через некоторое время из учебной команды флотского экипажа он был переведен минером на переименованный к тому времени бывший мятежный «Князь Потемкин-Таврический». Теперь он назывался «Святым Пантелеймоном». В новой вспышке революционного мятежа под руководством П. П. Шмидта он был уже в рядах восставших. На «Пантелеймоне» снова взвился тогда революционный флаг. Теперь он сам оказался в арестантской команде, содержащейся на одесской гарнизонной гауптвахте, с тайно спрятанной фотографией своего кумира П. П. Шмидта. После отбытия срока наказания в арестантской команде дядя Миша был демобилизован и возвратился в деревню.

Портрет Шмидта он берег за божницей. Мне в детстве довелось его держать в руках, и я был горд за своего дядю, отважного революционного матроса. Свое революционное образование Михаил Ильич продолжил во время второго призыва на флот в годы Первой мировой войны. Тогда он стал опять матросом, но уже на Балтийском флоте. А до того как это произошло, он занимался в деревне крестьянским трудом, взяв на себя все заботы по хозяйству от отца. Женился он на своей ушаковской девушке из соседней и тоже большой деревенской семьи – Марии Михайловне. Скоро у них родился первый сын – Василий, одногодок моего старшего брата. Они потом вместе учились в нашей деревенской школе на Поповне и были друзьями.

В 1912 году семья моего левыкинского деда породнилась с ушаковской семьей Ильи Михайловича. Мой Отец, специально приехавший из Москвы, высватал себе невесту, мою Маму, и увез ее с собой в столицу.

Воинская служба другого моего Дяди – Ивана Ильича протекала в иных условиях. Гвардейцев и кормили и поили не так, как обычных солдат и даже матросов. И одевали, обували их тоже не так. Служба гвардейская, конечно, была не легкая, все больше строевая, смотровая да муштровал. Однако Дядя, рассказывая о ней, больше вспоминал сытую жизнь да их высокоблагородия и превосходительства, высочества и даже величества, которых Бог дал ему счастье лицезреть в натуральном виде. Дядя любил о них рассказывать и с удовольствием произносил наименования их титулов. В годы Первой мировой войны, когда его тоже призвали из запаса, он сам стал его благородием господином штабс-капитаном. На действительной же службе он дослужился лишь до младшего писарского чина. Но зато писарем он был определен в канцелярию к самому генералу Куропаткину. Рассказывал Дядя о нем как о добром и интеллигентном человеке. Тогда, в далеком довоенном детстве, мне удивительно и подозрительно было это слышать. Ведь из школьного учебника я знал, что этот царский генерал был бездарен, что он был виновником поражения России в Русско-японской войне и вместо патронов однажды послал на фронт вагон с иконами. Я тогда не знал, однако, что генерал Куропаткин был крупным военным ученым-картографом. Ну а насчет хороших человеческих его качеств тогда не думалось. Ведь генерал-то был царский! А Дяде я еще не верил потому, что сам он в годы революции оказался по другую сторону от восставшего народа. И никакие родственные чувства не могли поколебать во мне усвоенной с детства классовой предубежденности, и подозрительности, и недоверия даже к моему родному Дяде. А он был тоже упрям и Советской власти в жизни своей так и не принял. Однако в отличие от других братьев и родственников, принявших ее, он прожил при ней самую долгую жизнь, и никакие репрессии его не коснулись.

После окончания срока действительной службы Иван Ильич в деревню не вернулся, а на льготных условиях поступил в Петербургскую Лесную академию. Выбор этого учебного заведения был, наверное, не случаен. Интерес к лесному делу Дядя унаследовал от отца. Но закончить учебу не удалось. После второго курса Иван Ильич вольноопределяющимся отправился на фронт. Началась Первая мировая война.

Накануне войны в деревне вместе с Дедом и его женой оставались два сына – вернувшийся со службы Михаил и самый младший – гимназист Федор.