Деревня Левыкино и ее обитатели

Но вскоре и в Никольское пришел отряд фашистских карателей. Было это, наверное, уже в конце сентября, может быть в октябре. Мои беженцы по-прежнему жили у знакомой хозяйки. Были ли у них какие-либо расчеты за проживание, не знаю. Чем и как питались, тоже не знаю. Запасов с собой, конечно, никаких не было. Как говорится, свет не без добрых людей. Помогали тогда добрые люди друг другу как могли. Михаил Ильич тоже участвовал в делах хозяйки дома как мог. Обстоятельства заставляли превозмогать боль. У хозяйки была корова, и надо было позаботиться о корме для нее. Колхозники решили разделить оставшуюся солому и сено. Хозяйка попросила его съездить за ее долей. Оставались в деревне и кое-какие лошади. Одну из них удалось поймать и запрячь. Ильич сумел справиться с этим и выехал со двора. А в это время немецкие солдаты ходили по дворам и собирали оставшихся еще мужчин на работу. Михаил Ильич тут же оказался мобилизованным со всеми другими соседями. Сначала они собирали трупы убитых немецких солдат и свозили к местам захоронения, а потом подводы были собраны в обоз для перевозки каких-то грузов. В отъезде Михаил Ильич был до ноября. Наконец однажды ему удалось незаметно отстать от обоза и вернуться в Никольское. Теперь ему приходилось прятаться от немцев до того, как сюда снова пришли советские солдаты. Произошло это в декабре, Мценск тогда освобожден не был. Но мценские учреждения власти уже функционировали. Они находились тогда в селе Теплое, на границе с Тульской областью. Вскоре туда с нарочным был вызван Михаил Ильич для выяснения обстоятельств его участия в немецких работах. В тот день он ушел из дома и обратно не вернулся.

Пошла в Теплое и его жена Мария Михайловна. Муж ее содержался уже под охраной. Ей дали с ним свидание. Оно было безмолвным. Муж был подавлен тяжким обвинением в предательстве и неотвратимостью сурового наказания. Он не мог доказать свою невиновность. Так или иначе, он в течение месяца был в немецком обозе и вину в этом отрицать не мог, хотя она произошла по жесткому принуждению. Он не нашел в себе силы к сопротивлению, У него ее просто не было. Но это не только не снимало вины, но еще больше усугубляло его положение как коммуниста. На свидании он ничего не сказал своей жене, а только обреченно махнул ей рукой. Конвоиры увели его с короткого свидания, и бывший революционный матрос с «Пантелеймона», сподвижник Петра Петровича Шмидта, участник Октябрьской социалистической революции на Балтике, организатор Советской власти на Мценской земле, основатель колхоза «Красный путь» и его последний довоенный председатель, коммунист Михаил Ильич Ушаков исчез из жизни. Его судил военный трибунал. Никто не знал, каким было наказание. Жену Марию Михайловну сослали в ссылку в далекую Сибирь, в Красноярский край, в далекое село где-то под Канском. А младшего сына Валентина отправили в Челябинск. Там он учился в ФЗУ на металлургическом заводе, получил профессию литейщика и до ухода в 1945 году в Советскую Армию получил квалификацию старшего горнового мастера. На войну сын уже не попал. Она к этому времени кончилась. Но служил он в боевом истребительном морском авиационном полку под Калининградом. Стал он там техником – специалистом по обслуживанию знаменитых английских Аэрокобр, которые еще оставались на вооружении в нашей авиации. Службу Валентин отслужил исправно и по прошествии положенного срока демобилизовался. Приехал к нам в Перловку красивым и бравым моряком. Очень он был похож тогда на своего революционного отца-матроса. Моя Мама узнала в нем своего брата. А сын об отце говорил мало и неохотно. В предательство его не верил, факта осуждения судом своего отца не скрывал, но сам его не осуждал, потому что верил в его честность и высокую совесть. В Челябинске на заводе он вступил в комсомол, а в армии хотел вступить в партию, но заявления подать не осмелился.

Демобилизация Валентина Ушакова совпала с возвращением из ссылки его матери Марии Михайловны, которая некоторое время жила у моих родителей. Мы все были удивлены ее возвращением, так как не верили в это. Она не подавала о себе никаких вестей. И вдруг приехала – маленькая, старенькая, но сохранившая еще жизненные силы и способность себя обеспечить. Невозможно было представить себе, как она смогла выжить одна, без средств в далекой, холодной и чужой Сибири. И опять подтвердилась русская человеческая мудрость: «свет не без добрых людей». Приютили одинокую женщину эти люди. Жила она у них и вместе с ними делила и нужду, и горе, и радость. Работала как могла. Помогло ей унаследованное уменье и искусство плести кружева. На этом промысле она даже скопила денег, которые помогли ей добраться до Москвы, когда кончился срок ссылки.