А вот с одним из сыновей Ивана Петровича я случайно познакомился в 1958 году. Однажды, проходя дворами по направлению к Зубаревским баням (в то время я жил в деревянном, без удобств доме на Мало-Московской улице), я обратил внимание на то, что на одном из индивидуальных гаражей была написана моя фамилия. Меня это заинтересовало, и скоро я увидел его хозяина. Он и оказался сыном одного из братьев Петрушиных – Александром Ивановичем Левыкиным. Мы познакомились, поговорили, но знакомство потом не продолжилось. Спустя несколько лет мне пришлось еще раз услышать об этом человеке. Было это в конце семидесятых годов. Я работал тогда директором Исторического музея. Мой заместитель по хозяйственной службе Алексей Сергеевич Александров, будучи озабочен поисками специальных красителей для готовящейся выставки, обратился на балашихинский завод, производящий нужный материал. Директором завода оказался тот самый Александр Иванович Левыкин. В отличие от случая с Виктором Васильевичем упоминание моего имени в разговоре с директором помогло моему заместителю успешно решить вопрос о получении требуемой краски. Но я и в этом случае нисколько не преувеличиваю значения нашей соседской фамилии. Чтобы достать краску, А. С. Александров нашел бы и другие аргументы. У него их много было в запасе. Раза два после этого случая мы созванивались по телефону. Но знакомство и связи дальше не пошли.
Третий из братьев Петрушиных
7 1798 оказалась буквально зажатой на небольшом участке земли между двумя соседними дворами, и пришлось Николаю Петровичу просить у сельского общества выделения ему земли на другом месте. Дом был перенесен на те же выселки, где расположился уже знакомый нам Илья Петрович.
У Николая Петровича было два сына – Сергей и Алексей Николаевичи. Обоих я знаю, помню, и они знали меня. Звали их в деревне Клыками. Может быть, эта кличка имела отношение ко всему семейному клану Петрушиных. Но я этого не утверждаю. А для Сергея Николаевича Левыкина она как бы специально была придумана. Был он действительно клыком, каким-то постоянно опасным в общении с людьми. У него во дворе была злая собака. Она как-то укусила маленького его сына Виктора. А у меня с тех пор возникла навязчивая ассоциация схожести злой собаки и ее хозяина Сережки Клыка. Он очень груб был в отношении к своей жене Марии Николаевне. Она происхождением своим была из ушаковских Шабанов и тоже не отличалась тонкостью воспитания. Ее в деревне называли Машкой и Маруськой, но никогда – Марусей. В общем, пара соответствовала друг другу.
Брат Сергея Николаевича Алексей был противоположностью старшему. Он был какой-то приторможенный, безынициативный, несловоохотливый. Может быть, причиной этому было переживание тяжкой вины в связи со случайным и непреднамеренным убийством мальчика, моего двоюродного брата, выстрелом из ружья. Может быть, поэтому он после этого не остался в деревне, чтобы не мучить себя и мать убитого воспоминаниями о трагедий. Женившись, он уехал в Москву и всю жизнь, до войны, на товарной станции Москва-Курская работал весовщиком. С войны он не вернулся.
Хозяином на усадьбе отца остался Сергей Николаевич. Но мне кажется, что он был незадачливым хозяином и достатка своего к полученному наследству не приумножил ни работой в колхозе, ни работой по найму в соседнем совхозе «Алисово». Он тоже, как и знакомый нам Сергей Петрович, иногда поругивал Советскую власть, и с ним случилось то же самое. Когда начиналась война, он, побыв несколько месяцев в оккупации, прошел тот же путь жестокого политического воспитания из-под фашистского сапога. По освобождении деревни был призван в Красную Армию. С фронта он вернулся с орденами, но без руки.