Он водил нас в лес по грибы и по ягоды. С ним вместе мы соревновались, кто больше наберет орехов. Мы считали их по копнам, и он определял победителя. Под его командой мы совершали походы на далекую речку Зарощу. Под его присмотром купались в ней, ловили штанами мелкую рыбешку и вытаскивали из-под берега страшных раков. А иногда перед вечером Костик развлекал всю деревню своим спектаклем одного актера. Он наряжался в старые, рваные одежды, мазал лицо сажей и с мешком шел по деревне просить милостыню. Чаще всего такие спектакли удавались ему на новину, когда крестьяне получали на трудодни хлебный аванс и во всех домах пекли хлебы, ситники, лепешки. Сюжет спектакля был прост и не нов для тогдашней крестьянской жизни. Но все жители деревни с интересом участвовали в нем, потешаясь над добрыми старушками, которые только одни не узнавали в убогом нищем проказника Костика. Они выносили ему в подаяние хлебушка, а то и яичко, заводили с ним участливый разговор: откуда он, из какой деревни и что заставило его пойти с сумой, плакали, слушая его жалостливые ответы. Старики отгоняли нас от просящего подаяние странника, защищали его от наших наскоков. А странник, вдруг сделав страшное лицо, бросался на нас. И тут мы, словно позабыв о том, что перед нами был наш руководитель, бросались от него в страхе в разные стороны. Но кульминационным моментом спектакля была сцена его встречи на пороге родного дома с родным Пашкой Чекарем. Простодушный и добрый Пашка кроме хлеба угощал его и молочком. Проказливый насмешник не мог понять, что для него, сироты, это была не наивная игра, а пережитая им самим страшная страница голодного и холодного детства.
Наколобродивши в деревне после улицы, Костик лишь перед рассветом добирался до своего амбара, на потолке которого он мог лишь прикорнуть на часок перед тем, как надо было вставать на росу. Там игры продолжались среди сверстников и сверстниц. Тут же начинались и первые уже недетские увлечения. Поклонниц у Костика было много. Но он не спешил расставаться с детством. Ни одной из них не удалось увлечь его своими чарами.
Пригнавши корову с росы, наш герой наконец забирался на свой сеновальный потолок в амбаре и засыпал крепким сном почти до обеда. А мы, его ребячье войско, изнывали в ожидании, когда проснется наш командир. Мы собирались около амбара и, боясь разбудить и навлечь на себя гнев командира, тем не менее всячески старались ускорить пробуждение. Младший брат Костика Володька выносил нам две братовы балалайки, и мы начинали учиться на них играть. Одна балалайка была обыкновенная трехструнная, а другая -г– шестиструнная. Лучше всех получалось у Ваньки Шаляпина. Наверное, когда-нибудь он занял бы место Костика на деревенской улице. Он уже наигрывал страдания, «Ночку», «Светит месяц». Старался научиться играть и я. Но кроме «Ночки» у меня ничего не получалось. Я не смог пересилить боли, нажимая на струны пальцами левой руки и ударяя по ним пальцами правой. Вот так, попеременно мы бренчали под амбаром балалайками. Разговаривали негромко. А иногда даже отваживались влезть на потолок, туда, где спал предводитель.
Наконец из-под крыши амбара показывалась сонная и недовольная нашим шумом физиономия Костика. Мы отскакивали от амбара, боясь неотвратимого наказания. Иногда оно имело место. Но чаще командир ограничивался словесными замечаниями.
Он посылал нас за водой. Мы быстро выполняли эту несложную команду. Потом мы поливали ему воду из кружки, а он умывался. Начинался его завтрак, приготовленный Пашкой. Иногда Костик посылал нас на двор собрать по гнездам куриные яйца. Тут же он быстро на загнетке разводил огонь и из принесенных яиц на огромной сковороде делал яичницу с молоком. Только потом, в Москве я узнал, что эта яичница называется омлетом. Хозяин усаживал нас вокруг сковороды, и мы вместе с ним, не скрывая своего восхищения от командирского гостеприимства, ели эту очень вкусную яичницу.
А дальше все налаживалось своим чередом. Если у Костика были обязанности по дому, то мы их выполняли, чтобы освободить его от забот. Поливали огород, обирали вишни. А после того как эти поручения выполнялись, мы всей ватагой отправлялись в поле, на пруд, на речку, на молотьбу – туда, куда определял наш путь вожатый. Иногда мы вместе с другими старшими ребятами – но непременно с Костиком – участвовали и в выполнении несложных колхозных работ.
Костик с большим запозданием, со второгодними пересидками окончил семилетку и учиться дальше не захотел. Родители решили устроить его на работу в городе. Дело это ускорилось тем, что вдруг снова отец его Илья Петрович оказался под судом по той же причине, что и в первый раз. Теперь он получил большой срок наказания. А было это или в 1937, или в 1938 году. Наш Константин поступил тогда учеником токаря на большой завод в городе Орле. Не знаю, как переживет Костик разлуку с деревней в зимние месяцы. Но мы, его верное ребячье войско, летом в последние предвоенные годы чувствовали себя сиротами.