Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г.

Так прежняя благоустроенная деревня двухкомнатных изб с крылечком и деревянным полом от 1930 до 1940 года превратилась в бедную колхозную деревню однокомнатных хижин, с земляным полом и без крылечка.

Деревня во время войны и оккупации

Германо–Советская война причинила большой ущерб не только городам, но и деревням Советского Союза. Деревни страдали от военных действий Германской и Советской армий.

Особенно большой ущерб причинил деревням и городам чудовищный приказ Сталина, верховного командования Советской армии, о том, чтобы всякие населённые пункты были использованы для ведения боевых действий воинских частей во всех тех случаях, когда местное военное командование найдёт это целесообразным. Выполняя этот приказ, воинские части Советской армии помещали орудия в деревнях и городах и оттуда производили обстрел противника. Противник отвечал огнём по этим деревням и городам.

Сталинский приказ: «уничтожать всё при отступлении!» — разъяснялся в газете «Правда» (в очерках писательницы–коммунистки Ванды Василевской и других статьях), как приказ «сжигать всё», в том числе и жилища, «чтобы враг не мог найти даже тени, где он мог бы укрыться от палящего солнца!..»

«Всё сжигать и уходить на восток!..» — таков был приказ военного командования и клич коммунистических пропагандистов.

Само подсоветское население этим приказам не следовало. Но чекистские отряды перед отступлением поджигали склады в городах и деревнях и нередко устраивали пожары.

Деревни часто страдали также от пожаров вызванных небрежным обращением с огнём немецких солдат и войск советских, во время их пребывания там.

Но особенно сильно страдали селения в оккупированных немцами областях: от коммунистических партизан и от полицейских отрядов немцев.

Коммунистические партизаны проводили «акции мести» в деревнях: поджигали деревни за то, что крестьяне, их жители, вынужденно, по приказу, сдавали немецкой власти продовольственный налог. А немецкие полицейские отряды, тоже в виде «акции мести», сжигали деревни за то, что крестьяне иногда отдавали, тоже вынужденно, продовольствие приехавшему в деревню коммунистическому отряду партизан. Крестьяне отвечали даже за то, что коммунистический отряд переночевал в какой–либо деревне. Безоружная деревня не могла оказывать сопротивления вооружённым отрядам немцев или партизан, и эти отряды деревню грабили и поджигали. Нередко эти «акции мести», поджоги, проводились немцами и коммунистами в одних и тех же деревнях…

Так деревни в оккупированных немцами областях страдали от поджогов обеих воюющих сторон: и немцев и коммунистических партизан. В результате этого в период войны и оккупации много жилищ в деревнях было сожжено. Жилищная нужда крестьян ещё более усилилась. Крестьяне–погорельцы копали землянки и жили там.

Дома колхозных начальников

После «раскулачивания», после ссылки миллионов крестьян в Сибирь, в лагери, колхозные начальники забрали лучшие из оставленных домов для себя, для колхозных учреждений: для канцелярий колхоза и сельсовета, для избы–читальни, школы и других.

После войны колхозные начальники строили новые жилища. Но строили не для колхозников, а для себя, для своих семейств и близких им людей.

Описывая белорусскую колхозную деревню в повести «Добросельцы» (в 1958 году), автор Кулаковский рассказывает любопытную историю. Последний председатель, присланный для «укрепления колхоза», прослужил менее года. Но и за этот краткий срок он успел построить для своей семьи большой новый дом, который «блестел как солнышко». А крышу дома председатель перекрыл два раза: сначала листовым железом, которое было приобретено правлением на «колхозные нужды»; а потом, закупив для свинофермы алюминиевые корыта, председатель перекрыл свой дом этим алюминием. Когда райком партии отзывал председателя на другую работу, жена ругала его за то, что он не успел за год построить второго дома: для её брата…

В советской печати было рассказано о другом начальнике, который за счёт колхоза построил четыре дома: два в деревне — для себя и для своей «приятельницы»; и два в городе — для сына и для дочери…

Книга «Добросельцы» сообщает, что у местного милиционера домик был «новый, красивый и весёлый».

Председатель сельсовета, житель того же колхозного Села, совсем не печалился о том, что электричество из МТС не проведено в школу.

Ученики были вынуждены заниматься во вторую смену в полутьме: под тусклыми, маленькими керосиновыми лампами. Но он позаботился о том, чтобы электричество было проведено не только в его дом, но «опутал электрическими проводами весь свой двор»…

Дома колхозных начальников, как старые, конфискованные у сосланных крестьян, так и новые, выглядят так хорош», что советский гид охотно показывает их иностранцам — туристам. А потом иностранная печать расхваливает «благоустроенную колхозную деревню»…