С почты Пилан пошел в единственную пурвиенскую гостиницу — на постоялый двор Шпунгина. Шпунгин держит и несколько отдельных каморок. Андрис дал задаток и договорился, чтоб уборщица ему по вечерам оставляла кипяток. Он решил на этот раз пренебречь гостеприимством местных товарищей. Если ты гость, а хозяин дома и его близкие внимательны к тебе, ты тоже должен быть любезным с ними, тратить на них время, чего Андрис не хотел.
Двери дома профсоюза уже были заперты. Он дернул ручку, постучал, заглянул в окно канцелярии. Прошел вдоль неказистого домишка и попал во двор. Увидел там коренастого мужчину и двух женщин. Одна из них была еще молодая, в завязанной на затылке синей косынке. Ее лицо и фигура показались Пилану знакомыми.
«Где я ее видел? Может быть, в Риге?»
Почувствовав на себе взгляд Андриса, молодая женщина обернулась. Затем, что-то сказав собеседнику, подошла.
— Не узнали? — прищурила она один глаз и показалась Пилану еще более знакомой. — Анну Упениек помните?
— Упениек? Из Гротенов?
— Из Гротенов. Но родилась я тут, в Пурвиенской волости. А какой ветер занес сюда Андриса Пилана? Следуете национальному призыву: «Путешествуйте по родной стране!»? Или вы тут по делам службы?
Сказать правду было как-то неловко. Правда, Анна Упениек его бывшая соученица, но одновременно и политическая противница. Сидела за коммунистическую деятельность и сейчас, должно быть, тоже заодно с левыми.
— Откровенно говоря, прежде всего, по делам службы. — Андрис решил, что все же лучше сказать правду. — Числюсь пропагандистом латгальского округа своей партии.
— Я об этом уже слышала. В профсоюзе. Они ждали вас, — уже тише добавила девушка. — У пурвиенских трудящихся возникла неотложная общая задача: похоронить жертву произвола буржуазии.
— Урбана?
— Урбана. Вы знаете, что они с ним сделали?
— Расстреляли без суда.
— Слишком мягко сказано. Убили по-бандитски, как дикого зверя, выстрелом в спину.
— А вы знаете, где труп Урбана?
— В сарае полиции. Поставили вооруженного часового и соображают, как быть дальше. Не похоронить его нельзя. Заодно ломают себе головы, как обелить в глазах людей убийцу Гайгалниека. Хоть здесь особенно ломать голову нечего. В таких делах господам патриотам опыта не занимать. Убийца рабочего спортсмена Масака по сей день разгуливает на свободе.
— Это так.
— Но так не должно быть.
— Не должно бы.
— Приятно слышать, что вы со мной согласны. Заодно отпадают и опасения, что представитель центра социал-демократической партии мог бы протестовать против общего выступления обоих профсоюзов. Против общего выступления профсоюза и сельскохозяйственных рабочих…
— Сельскохозяйственных рабочих, то есть левого профсоюза?
— Левого. Вас удивляет, что обе профессиональные организации договорились? А разве могло быть иначе? Разве вы не видите, что все порядочные люди возмущены до глубины души? Они требуют немедленного отпора реакции. Ведь возможно, что черные начали с Урбана, а потом поступят точно так же с другими. Наплевав на элементарную демократическую законность.
— Стало быть, и вы начинаете признавать буржуазную демократию? — съязвил Андрис. Сколько раз приходилось ему слышать, что левые упрекают социал-демократов в защите буржуазной государственности.
— Революционные рабочие всегда шли первыми в борьбе за демократию, за демократические права, хотя порою плоды этой борьбы пожинали другие, — спокойно ответила Упениек, словно не поняв вызова собеседника. — До сих пор социал-демократы видели демократию лишь одним глазом. Но я уже сказала: пока оставим наши распри. Сейчас главное для нас — общее выступление против реакции. И если вы, товарищ Пилан, искренне хотите помочь пурвиенцам, то в деле о жертвах насилия должны занять твердую, боевую позицию.
— Я должен занять? Этот вопрос пурвиенцы как будто решат сами.
— К вашему сведению, уже решили. Когда председатель Всеобщего профсоюза вернется со встречи с руководством Профсоюза сельскохозяйственных рабочих, вам объяснят это. Сейчас я апеллирую к вашей порядочности. В такой важный момент вам следует быть заодно с местными тружениками в борьбе против реакции.
— И что в таком случае должен делать Пилан?
— Может быть, мы встретимся с вами позже, после того как вы обо всем поговорите с членами вашей организации?
— Можно и так.
Андрис Пилан шел на встречу с Упениек. На первую в своей жизни встречу с коммунисткой… Сколько раз партийные лидеры его предупреждали: переговоры с левыми «товарищами» приводят к поношению социал-демократов. «Любой москвич, даже самый симпатичный из них, является страшным фанатиком, рабом догм. В каждом социал-демократе левые видят агента буржуя, чиновника охранки, которых следует всячески поносить». Лацис из трудовой молодежи уверял даже, что любому левому, прежде чем он встречается с членом социал-демократической партии, тайный агент Коминтерна вручает специальный листок со списком так называемых предательств социал-демократов. «Прежде, чем начать с тобой разговор, они заглядывают в московскую шпаргалку».